315 Views
Госпиталь как прибежище
стихотворение написано после гибели брата и жениха в Первой мировой войне
Когда ты всё в крушеньи мира потеряла,
Твои мольбы в тоске пусты, как дым,
Любовь мертва, надежде нет начала –
Ты им нужна; так возвращайся к ним.
Когда печали дней съедают все стремленья,
Уходит гордость, силы прихватив,
Мечты разбиты, вдребезги решенья, –
Будь с теми, кто твоей заботой жив.
Их тоже жернова скорбей перемололи,
Труха потерь осталась от судьбы;
И хрупкий щит в их тусклом мире боли –
Покой, о чём теперь твои мольбы.
Лишняя женщина
Сжимает память вереницу лет,
Вернув слова,
Чьё эхо спит давно,
Скрыл добрый мох
Следы и кровь на гранях тех камней,
Что ноги нам секли в былые дни.
Но кто меня дождётся там?
Протяжны дни, где много лиц и дел;
Толпа надежд
Теснится в стороне;
И свет дневной
Сменяет мгла, бурлит поток людской,
Спеша домой, где передышка ждёт.
Но кто найдёт меня в ночи?
Где трубы режут небо, гаснет свет;
Не у моих
Дверей замрут шаги.
Из-за крестов
Ночные тени ветки долгих рук
Протягивают в тлеющий закат.
Но кто подарит мне детей?
Жалоба демобилизованного
«Четыре года», утешают. “Ну,
Вы молоды. И опыта, к тому ж
Богатого, должно быть, набрались!»
Забыв о том,
Как сливки сняли те, кто был в тылу, –
Ковал успех, пока сражались мы.
Вернулись мы – и что,
Они вверху, все превозносят их,
Но вот о нас молчок;
И героизм нынче не в чести,
А нам опять всё начинать с нуля.
«Четыре года бросить в этот ад!»
Вопят другие. «Ты с ума сошёл!
Ну, не дурак?»
Похоже, мы и вправду дураки.
Август 1914-го
Рёк Боже: «Я людьми забыт:
Должны проснуться души вновь,
Пусть всяк прозреет и глядит.»
А путь спасенья – боль и кровь,
И Он бичом кровавых бед
Вверг мир во власть войны, гробов;
Но где скорбей ужасный след
Оставил Он, народ вопит
В отчаянии: «Бога нет.»
Им
Шум листьев – словно ваши голоса,
Следы за вами травы берегут,
А эхо смеха вашего леса –
Но вас не будет тут.
Нежней с улыбкой вашей мрак ночной,
У звёзд глаза как те, что не забыть,
Я брежу без конца, что вы со мной –
Но вас не возвратить.
Цвет буйный по знакомым вам садам,
В лесах, что вы любили, тёплый дождь,
Пусты поля, где вы бродили – там
Вас больше не найдёшь.
Рондо (“Умершему от ран”)
Раз умер ты, покоя мне не знать,
Но в опустевшем мире тень мечты,
Что не сбылась, извечно догонять,
Раз умер ты.
Ещё случатся, кратки и пусты,
Лобови мелкие, но, им под стать,
Ни ликованья в них, ни красоты.
И будет отрезвленья ржа съедать
К иным просторам новые мосты,
И все усилья обратятся вспять,
Раз умер ты.
Сент-Панкрас, август 1915
Сент-Панкрас – ж/д вокзал в Лондоне
Один горячий, долгий поцелуй,
Одно биенье в унисон сердцам,
Ну вот и всё, ведь час, как ни горюй,
Расстаться нам.
Внезапно тронул с места паровоз,
Весь мир померк, хотя был белый день,
Последний взгляд сквозь марево из слёз –
И ты стал тень.
Hospital Sanctuary
When you have lost your all in a world’s upheaval,
Suffered and prayed, and found your prayers were vain,
When love is dead, and hope has no renewal –
These need you still; come back to them again.
When the sad days bring you the loss of all ambition,
And pride is gone that gave you strength to bear,
When dreams are shattered, and broken is all decision –
Turn you to these, dependent on your care.
They too have fathomed the depths of human anguish,
Seen all that counted flung like chaff away;
The dim abodes of pain wherein they languish
Offer that peace for which at last you pray.
The Superfluous Woman
Ghosts crying down the vistas of the years,
Recalling words
Whose echoes long have died,
And kind moss grown
Over the sharp and blood-bespattered stones
Which cut our feet upon the ancient ways.
But who will look for my coming?
Long busy days where many meet and part;
Crowded aside
Remembered hours of hope;
And city streets
Grown dark and hot with eager multitudes
Hurrying homeward whither respite waits.
But who will seek me at nightfall?
Light fading where the chimneys cut the sky;
Footsteps that pass,
Nor tarry at my door.
And far away,
Behind the row of crosses, shadows black
Stretch out long arms before the smouldering sun.
But who will give me my children?
The Lament Of The Demobilised
‘Four years,’ some say consolingly. ‘Oh well,
What’s that ? You’re young. And then it must have been
A very fine experience for you !’
And they forget
How others stayed behind and just got on –
Got on the better since we were away.
And we came home and found
They had achieved, and men revered their names,
But never mentioned ours;
And no-one talked heroics now, and we
Must just go back and start again once more.
‘You threw four years into the melting-pot –
Did you indeed !’ these others cry. ‘Oh well,
The more fool you!’
And we’re beginning to agree with them.
August, 1914
God said, “Men have forgotten Me:
The souls that sleep shall wake again,
And blinded eyes must learn to see.”
So since redemption comes through pain
He smote the earth with chastening rod,
And brought destruction’s lurid reign;
But where His desolation trod
The people in their agony
Despairing cried, “There is no God.”
To them
I hear your voices in the whispering trees,
I see your footprints on each grassy track,
Your laughter echoes gaily down the breeze—
But you will not come back.
The twilight skies are tender with your smile,
The stars look down with eyes for which I yearn,
I dream that you are with me all the while—
But you will not return.
The flowers are gay in gardens that you knew,
The woods you loved are sweet with summer rain,
The fields you trod are empty now, but you
Will never come again.
Roundel (“Died of Wounds”)
Because you died, I shall not rest again,
But wander ever through the lone world wide,
Seeking the shadow of a dream grown vain
Because you died.
I shall spend brief and idle hours beside
The many lesser loves that still remain,
But find in none my triumph and my pride;
And Disillusion’s slow corroding stain
Will creep upon each quest but newly tried,
For every striving now shall nothing gain
Because you died.
St. Pancras Station, August 1915
One long, sweet kiss pressed close upon my lips,
One moment’s rest on your swift-beating heart,
And all was over, for the hour had come
For us to part.
A sudden forward motion of the train,
The world grown dark although the sun still shone,
One last blurred look through aching tear-dimmed eyes—
And you were gone.
Марья Иванова
Родилась и выросла на Таймыре, большую часть жизни провела в Восточной Сибири, 20 лет в Санкт-Петербурге, последние несколько лет живёт в небольшом городке на востоке Венгрии. Закончила Иркутский институт иностранных языков им. Хо Ши Мина. В переводах больше всего привлекает и трогает тема Первой мировой войны – это, на взгляд переводчика, невозможной силы и честности поэзия. На пару книг, наверно, уже наработала, но публикаций пока никаких нет. Тем не менее, продолжение следует.