74 Views
Военный городок
Два дня шёл дождь, сегодня выпал снег,
темно в посёлке у аэродрома,
и по тропинке грустный человек
идёт к работе — значит, прочь от дома.
Всю смену он угрюмо промолчит
(привет, тебе, военная цензура),
в ладонь вжимая потные ключи,
не изумляясь смерти, лжи и сюру.
Он в шесть часов пойдёт обратно в дом,
с опаской лужи обходя по краю…
А дети веселятся под окном
и, Боже, ни о чём почти не знают.
Танцует, чтоб не плакать
Она танцует, чтоб не плакать,
не скрывая этого,
не скрывая этого.
Верните ей девяностые,
верните уголовников в электричках,
верните передозировки героином,
верните смерть на байке и экстази —
это лучше русской рулетки
в небе над Днепром.
Холодное берлинское утро,
в клубе пульсирует поминальный рэйв
список погибших и пропавших без вести
пополняется.
Она слишком резко взмахивает
своими рыжими волосами.
В глазах темнеет.
Колени подгибаются.
Пол вздрагивает слишком близко,
перед самыми глазами.
Кто-то спрашивает о чём-то
на незнакомом языке.
Königsberg (ещё одно посвящение Ксении Август)
уголок старой европы
временно оккупированный
советским союзом
советским наречием
с собором посередине
с панельками слева справа
снизу сверху сверху сверху
отчего я всё время думаю
о будапештском гетто
на железнодорожном вокзале
приезжающий поезд
прощание славянки
торжественно-то как
о немцах только по-русски
о литовцах только по-русски
о поляках только по-русски
о евреях только по-русски
обо всех мёртвых –
только, только по-русски
грохот трамвая без слов
небо над головой без слов
тёплое море без слов
со словами только твои стихи
милая
твои милые стихи –
на русском языке
как и всё здесь
но уже без советского
наречия
без советского
союза
Крылатая страна Братия
крылатая страна Братия
обходится без оружия
гражданам страны Братия
паспорт не нужен
не нужна виза,
права на работу и ВНЖ,
если ты здесь оказался,
значит, с правами уже
крылатая страна Братия
приветствует фриланс-население
в цензоров и расистов
плюёт без предупреждения,
перелетает границы
других городов и стран
живёт без полиции с армией
впадает в небо и океан
крылатая страна Братия
всеми пёрышками за мир
за человеческие отношения
не только между людьми
так что дело за малым
я знаю, ты где-то близко
Братия, дай мне ключи от дверей
или вписку
Молодость
больно больно больно
боль сложилась в ритм
ненавижу ваш сталинский гимн
ненавижу ваш отечества дым
хочу дожить до ста девяносто
и назло ФСБ и УФСИН
с деточками своими в обнимочку
упокоиться молодым
Испачканные в облепихе
сладким запахом облепихи
жёлтыми струями по земле
ползёт живодёрный сентябрь –
разложение тканей
не прекращается
сладким запахом облепихи
по руслам сгоревших улиц
по упокойной брусчатке
среди обрывков плоти
тех, кто захвачен врасплох
сладким запахом облепихи
обмазаны насекомые
сенсационно благоприятная среда
для размножения трупоедов
сладким запахом облепихи
заколочены битые окна
заперты распахнутые двери
бессмысленно застыли дома
откуда здесь быть мародёрам
но вот по обломкам дороги
ползёт жирный автобус
пропагандисты и военкоры
спешат рассказывать сказки
о потрясающем прошлом
и магическом будущем
возбуждаясь, они
перебивают друг друга
хватают за руки, за ноги
и выделяют слизь,
которую не отмыть
теперь на дорогах и в транспорте
на встречах ветеранов войны
придётся опознавать
в самих себе и прохожих
по сладкому запаху облепихи,
по приторному запаху облепихи,
невыносимо позорному запаху
тех, кто там был
Про Иисуса
Иисус шёл домой в Назарет
И увидел навстречу ментов
В чём ваша вера, ребята
Спросил у ментов Иисус.
А у ментов не было мамы,
А у ментов не было папы,
Были только красные корочки,
Дубинки и пистолеты
Все они в серых одёжках,
Все они мелкого роста,
Хотел Иисус пройти мимо,
И прошёл насквозь себе мимо
Ведь у ментов не было смысла
Ведь у ментов не было чувства
Ни полслова кроме приказа
Ни полфеньки кроме браслетов
Довольно весёлую шутку
Сыграли евангелисты
Про ментов не сказав ни слова
Ведь мент это пустое место
Вместо мента должна быть свобода
Вместо мента должна быть воля
Вместо мента должна быть сила
Вместо мента должна быть вера
Иисус шёл домой в Назарет
И увидел навстречу ментов
Потом ещё и ещё
Короче, много ментов
И с тех пор менты всё идут,
Всё больше и больше ментов,
А Иисус никуда не идёт,
Иисус всех зовёт к себе
Американская угроза
Человек идёт по улице с огромным трудом.
Человек сгибается, словно от дождя и ветра,
но ни ветра, ни дождя здесь нет.
Человек останавливается и тревожно смотрит в небо.
Его подавляет американская угроза.
Человек готов биться за родную двушку в ипотеке.
Человек рвётся защищать природные ресурсы страны.
Человек в одиночку берёт на себя ответственность за Родину
и гордо расправляет тонкие слабые плечи
перед американской угрозой.
Московский вечер. Прохожие идут по домам.
Их устраивает заурядный быт и короткие выходные с семьями,
а человек так жить не может – ну и, конечно, вот он уже умер!
Смотрите, кто это плачет на его одинокой могиле?
Должно быть, американская угроза?
Подойдите поближе, люди.
Стряхните с неё пыль и поставьте на ноги.
Теперь это ваша американская угроза –
Кто-то же должен её нести на себе.
Родина СССР
Проспект назывался Ленина,
А я называлась Таней,
Год был семьдесят первый,
Страна моя – СССР,
Теперь я Татьяна Андреевна,
Уехала жить в Германию,
И всё мне в мире не нравится,
На детстве поставлен хер.
Повсюду одни не наши,
Да и наши давно не такие,
Всё время диву даëшься,
Кто этих блядей разберёт,
Поэтому я с надеждой
Смотрю на Иран с Палестиной,
Пусть ядерной их ракетой
По миру сильней ебанëт.
А смерть моя будет недолгой,
Смерть моя будет геройской,
На небе открою глазки,
Взгляну за райскую дверь,
А там я по-прежнему Таня,
Проспект привычно советский,
Пломбир за двадцать копеек,
И Родина – СССР.
Жизнь после смерти
Сводки с фронтов – роспись в нашей беспомощности.
Невозможность отъезда – гарантия отчаяния.
Мы всю ночь сидим у открытых рассвету окон.
Мы уже не молимся,
мы уже ни на что не надеемся,
мы даже не спим,
мы просто ждём новостей из больницы –
но нам сообщают,
нам каждый час сообщают,
что Леониду Ильичу становится лучше,
Константину Устиновичу становится лучше,
Юрию Андреевичу становится лучше,
А Владимиру Владимировичу всегда лучше всех.
Все старики так похожи своей деменцией,
своей взлелеянной манией величия,
своими старыми ссанными тряпками
в цветах кровавого национального флага.
Мы вручаем тебе Афганистан, сынок,
торжественно дарим Карабах и Приднестровье,
на первое и второе возьми немного Чечни,
и если ты ещё не сыт, подавись Украиной, сука.
И помни, что у тебя нет никакого выхода,
помни, что у тебя нет ни единого шанса,
кроме того, как сидеть у ночного окна
и ждать новостей из Кремлёвской больницы,
что Леонид Ильич сдох, как сука,
что Константин Устинович обосрался перед смертью,
что Юрий Андреевич сгнил, как тухлая рыба,
а Владимир Владимирович перед тем, как попасть в ад,
истошно заорал, увидев глаза их всех –
не только убитых на этой мудацкой войне,
но и тех, кто просрал свои несбывшиеся года,
каждую ночь молясь у открытого окна
о новой, настоящей, счастливой жизни,
которая, конечно, придёт –
после его смерти.