429 Views
* * *
Я болею.
Отводит взгляд
Человек,
То блудит, то судит.
В сотый ад,
Мой двухсотый сад
Забирают
Трехсотые люди.
Стихло время.
Двуликий гад,
Семя дольное
Рукоблудит.
Прохудившийся
Звездопад.
Залудили,
Как дно на посуде.
* * *
Совсем скоро я буду другой.
Сквозь холодный пот, отворяя двери.
Я без правды — больна цингой,
Я отечна от ложной веры.
Перебои моих надежд,
Переломы обое-крылые.
Синяком легло между вежд,
Третье веко, дар века стылого.
Совсем скоро я буду нагой,
Под ногой только галька катана,
В каждой гальке — агонии вой,
Скорлупой гари наспех залатанный.
У планет внутри, жар смертей,
У светил внутри — газ и мука,
Сверху кожа
Она из людей.
Лопну я
Кто подставит руки?
Под навесом
Помню хвост,
И по дну оврага
Серебром утекаю в лес,
Бродит молодо чья-то брага,
Я из лесу и тут…
Навес.
Что тут есть:
Потолок от молний,
Две стены,
Сети для мошкары,
Извне стены утыканы копьями,
Уголок сырой от жары.
Тут немного растет крапивы,
Хоть хлестай,
а хоть и вари,
Под навесом,
Да были б живы,
Сели рядно как снегири.
Воют грозы,
Пугает голод,
И пищит
И зудит мошкара,
Сохнешь, вялишься,
Ты навесом проколот,
Точно в глаз.
Сохнет вобла,
Висят веера.
Ты случайно попал, родимый,
Под навес.
Тот что ближе был.
Ты и суженый и судимый,
Кто тебя без тебя женил?
Кто, как воблу тебя,
Бегущего,
Тыкнул в глаз
нанизав
иглой?
Вялься, сохни, воняй.
Отпущено.
Ты кому не поймешь.
Тебя.
Три кило.
Мама пряталась в этих яслях,
Ты прижился,
припал,
прилип.
Она всё шептала:
«Держись,
держись,
Верь,
Люби,
Гордись,
Мужайся».
А ты случайно
Взял
В ближайшую родину влип.
Помню хвост,
И плыву, по ходу,
В неизвестных вод, жемчуга.
Вот и весь исход,
Вот и вся свобода.
Тараканьи бега.
Разлив Нила
Разливайся Великий,
Мера жизни моей,
Напои поймы полей своих.
Изгнездились,
Кричат кулики
У реки
над затопленными птенцами.
Грязевыми потоками,
Потёками,
Как венцами,
Смыт
Подвенечный дол,
Надвенечный Сокол,
Изрыт перьями, как рубцами.
Над островками.
Красная муть,
Запуганным жить,
Ждать,
Пить желтую сыть глотками.
Гнезда сотрет,
Смоет приплод,
Красных вод,
Желтых вод,
Смятые перья,
Оторваны лапы,
Сложены в целое,
Зловещее оригами.
Капает,
Красная железа,
Чьи поишь ты поймы?
Ил.
Покойно.
Я почти нефть.
Финифтевый зев
Ибиса.
Многослойно
Дно
Над ним
шакал воет.
Поит зерно,
Войнами.
Клетка
Пришли мор-чума,
В славный город N
У чумы — сума,
Из крысиных вен,
Из прогорклых нор,
Из застойных вод,
Шли чума и мор,
Мыли ножки вброд,
Мыли ножки вброд,
Воду пил народ,
Почитал-считал,
За своих господ.
Пейте водицу,
Из-под наших ног,
И, как водится,
Мало кто не слег.
Полегли-слегли,
Целовали в пот,
Всюду опухоли,
Ох как им идет.
В зеркала крутись,
Примеряй нарыв,
Если жив — молись,
Ты чумой и жив.
Ах как им идут,
Эти рубища,
Вон чуму несут,
Лжет обрубище.
Лжет обрубище,
Покорежено,
И клянется своей,
В рубцах кожищей.
Кто не слег — прозрел,
Проклинал чуму,
Тот в огне горел,
Поделом ему,
Ну а кто не сгорел,
Стали клеть клепать,
Стали клеть клепать,
Приговаривать.
Мы посадим чуму,
В клеть за боль и тлен,
Повезем по всему,
Городишку N.
А она сидит,
Не нахвалится,
Клеть полна еды,
Клеть полна питья,
Клеть укрыта стеклом,
А полы ковром,
Из своих хором,
Что не речь — псалом,
Что не песнь – витийство
За стекольное.
И глядит на убийство,
Глазища покойные
Булгакову
— Михаил Афанасьич, есть что написать.
Пустите к печке.
Нарисовать тоже…
Что не стекло — стило.
Да и сойдет
Родной мой, тут меня очень плохо лечат
Писать нечем.
Сухая, как драп, кожа.
Горло распухло, першит
Забит слуховой ход.
Чтоб пропихнуть комок
Аршин проглотила
Маюсь
Гордостью все железки
Налиты да в жар, да в муть
Михаил Афанасьич,
Видите?
Я летаю.
Я подбираю
Что бы в руках согнуть
Жести кусок
Да фанера
Да масла в кузов
Бабушка, горе-горе, что твоя Шапка несет
Эра твоя милосердия, бог мой,
Шлеею синей уперлась в кадык
и повисла грузом
И на пути на пути
Путевою звездою трамвайной
по выям
вперед…
* * *
Король проехал — медный грош.
Король погиб — серебряный.
Не перепутай, служка,
А то не разбери
Когда дарить ватрушки,
Когда палить из пушки,
Скот должен знать уверенно,
Традиции свои.
Неповоротлив, толстокож,
Идет на выпас и под нож.
Спокойно, ровно, гладко,
Любитель распорядка.
И вправо шаг, и влево шаг,
Но только в ритме танца.
Им слово — знак.
А знак — кулак
На всякого засранца.
А вон соседний идиот,
На бойню марширует.
А мы куда?
А мы вперед.
Свободные.
Танцуем.
Печки-лавочки
Илюша просидел на печке,
До зрелости,
И встал,
Когда никем и нечем,
Народ спасти.
Врага он ждет, вожжа играет,
Тяжел кулак.
И тут Емеля подъезжает…
Как так?
С кем воевать-то нынче, други?
Кого беречь?
Их двое,
Тишина в округе.
Виновна — печь?
Один сидел,
Другой повадил к щуке,
На чудеса.
Пахал кто? Сеял?
Муки-муки.
Подбиты светом,
жгут глаза.
Мы родились на печке Боддхи,
Лежи-копи.
Вокруг земля родит лишь копья.
Спи-спи…
Букварь
И качаясь уже на четвертой волне,
Я забыла прятаться от сирен,
И отмычкой жара вошли ко мне,
Пушкин, Ницше и Диоген.
Пушкин руки связал мне, пристроил кляп,
Ницше щелкнул затвором, сказал — к стене,
Диоген залез под ковровый драп,
И жевал, пока те измывались на мне.
Я просила: «Саша, оставь меня,
Ты поэт, ты сердце, а не палач!»
Ницше задал мне за это ремня,
Мол поплачь.
Под ковром дожевали калач.
Кто-то веско рыгнул,
И букварь протянул.
В букваре по невинной белёсости
Иглы букв заострились остью к ости,
И умаршировали на караул.
Я смотрю в эту белую муть листа,
И рисую заново корабли,
И как я нарисую, и будет так,
Чтобы в Итаку,
Итаку,
Итаку шли…
Курка Рябая
(сказка)
Снесла курица яйцо,
На резное на крыльцо,
Золотое, не простое,
И внутри-то не пустое,
Била баба и трясла,
Под коней его клала,
Пушками его лупила,
Но, понятно, не разбила.
С горя взяв один Псалтирь,
В Свят-Еленский монастырь
Убежала к черта маме,
Отравилась там грибами.
Дед, однако, был уперт,
И яйцо наждачкой тер,
Стеклорезами пытался,
С авиацией связался,
И снарядами бомбил,
То яйцо, что было сил.
Не разбил, ушел в подвал,
От обиды подвывал,
Но потом виском о бочку
В темени себя прикончил.
Громыхнуло там неслабо,
Умер дед с чужою бабой.
Внучки, Мурки и ЖучкИ,
Были уж не дурачки.
И, чтобы разбить яйцо,
Подпилили то крыльцо.
Обвалилося резное,
А яйцо себе в покое,
Откатилось, хоть в репьях,
Но цело на общий страх.
Мышка рядом пробежала,
Тонким хвостиком махала,
Курица за ней пошла,
Оступилась, и снесла,
Нам второе, золотое,
Вот еще оно какое.
Покатилось то яйцо,
Под подпилено крыльцо.
Встретились златы близнята,
Всмятку бацнув брат об брата,
А скорлупки золотые,
Мышка по карманам тырит.
Курица вздохнув пошла,
С погорелого двора.
Зареклась нестись металлом,
Горя что ли людям мало…
Тома Юрьева
49 лет. Педагог по образованию. Жила в Одессе, находится в Одессе и сейчас - во время войны. Писала в течение всей жизни, но редко. С войной стала писать каждый день, видимо просто потому, что появилась потребность высказаться. Нигде не печаталась, первая публикация - на "Точке Зрения". Публикует на своей страничке в Фейсбуке стихи и аудиосказки.