501 Views
Эпиграфы
+++
Над изумлёнными базарами
махал Махно клинком заржавленным,
и за кобылами поджарыми
бежал в поту цыплёнок жареный.
+++
Над главным замком Фантомаса,
над учреждением известным
луна повисла, как гримаса
обескураженных арестом.
+++
По смерти суперподлеца
настало время оправдаться
и зреть в гробу конверт лица,
который вскрыть нам не удастся.
+++
Когда нажрёшься ты от пуза,
страна замученных врачей,
страна промасленных картузов
и обнажённых кирпичей?
+++
Страна динамики и статики
гудит, грохочет и стенает.
Меня, блаженного от математики,
родная мама не узнает.
+++
Каждый вечер на пути с работы –
шествие, знакомое до рвоты:
отработали рабы и голодранцы –
у них щёки плоские, как фланцы.
+++
Где вы, гении Литеры
(что ни Сокол, то Уж),
инженеры-вредители
человеческих душ?
+++
О симулянты жизни прекрасной.
Отчитывайтесь! Планируйте!
Ватерклозет сооружён не напрасно.
Садитесь! Диссимилируйте!
+++
Нам обещали: с воскресения
не будет казней и опал.
И только агнец отпущения
тоскливым голосом вскричал.
+++
Я не знаком с историей Романовых,
я только чётко помню об одном:
последний из династии Ульяновых
был мечен по лбу чёртовым пятном.
+++
Черепов опустелых гора высока.
Я немой, уцелевший свидетель
той немыслимой пробы пера и штыка,
что сорвала столетие с петель.
+++
Возвращается ветер на круги своя,
солнце всходит, земля не скудеет.
Только сын человеческий (воля Твоя)
ваньку-встаньку свалять не сумеет.
1964, 1992-1995
Совкладбище
Звёзды, звёзды – не счесть,
блёклые звёзды кладбища.
Старость, глупость иль месть –
всё для Хозяйки пища.
Там, где тени из глазниц,
из пустых и чёрных дырок,
не сочтёте глыб гробниц,
рук заломленных и сирых.
Без молитвы и поста,
затвердив глухие “измы”,
люди падают с моста
дальше лязгающей жизни.
Не добравшись до медвяных
рек в кисельных берегах,
обретают звезд жестяных
тусклый вечер в головах.
Были кровны, были розны,
были близкими –
ощетинилось кладбище
обелисками.
1966
Кремлёвский колумбарий
+++
Спят вожди в стене сырой,
во сне ворочаясь порой.
+++
Колумбарий отчизны:
всюду урны и прах.
Где же тот, кто при жизни
бил без промаха в пах?
У стены у зубчатой
опочил конопатый.
Знать, плебейская харя
дворянину не пара.
+++
Не опишет ничьё перо
страсти-мордасти политбюро.
До сих пор их плебейские лики
помнит Иван Великий,
и воняет их жирный прах
в осквернённых древних стенах.
1995
Среди паспортной массы
Что мне страна дала?
Чиновничьи доспехи,
утехи старости,
приметы подлеца,
усталость мертвеца.
Но я плевал
на ваши спины ражьи!
Счастливые года мои –
бродяжьи,
что жил не взвесив,
не спросясь
у вседержителя Указа.
Так Понт бесчинствует
у берегов Кавказа.
1974
За золотым руном
И было утро. И стремительно
дорога мчалась под попутные колёса.
И, лёжа в кузовах, мы тайною чека
наполнены до зоба были.
Охота ехать от оказии –
по леву сторону Абхазия.
А там, внезапно вознесясь,
восстала арка над пожаром
и нежно-белыми словами сказала:
“Азия. Добро пожаловать!”
Добро пожаловать в века…
И гирей сгинула чека,
надёжно валенком сокрыта и согрета.
Тогда не стало синих истуканов,
которым черви красные увили руки
и по ногам ползут.
И женщины карабкаются в кузов
и говорят гортанным языком.
Тогда не стало синих истуканов,
которым черви красные увили руки
и по ногам ползут.
Свобода! Солнце!
И молчат худые женщины,
по кузовам рассевшись.
Их путь – в долину Эа,
в Цхалтубо и Самтредиа.
И долго с ними еду я,
вдыхая: “Азия. Добро пожаловать!”,
сплетая: “Азия. Добро пожаловать!”,
и шорох шин: “Добро пожаловать…”
А по бокам – всё “дзе” и “ута”,
и только снежно те же чайные
артельных чашек зубы скалят
да иногда сапог пылит Восток.
Так заунывно, тихо еду я,
пою – Цхалтубо и Самтредиа.
1962, 1990
Погорельщина
Избу за избой пожирает огонь.
Солому и древо – поди оборонь!
Он прыгнет на крышу, махнёт на полу,
лизнёт и оставит дымок и золу.
Он тигром сигает с избы на избу,
неся всесожженье на хищном горбу.
Мгновенье. И там, где деревня была, –
лишь призраки-печи да чёрная мгла.
1992
Профиль вождя
На груди у доходяги –
ни одной свободной пяди:
от плеча и до плеча –
синий профиль палача.
Всё ль в Георгиевском зале
восклицают: “Генацвале!”?
Содрогается ль от мата
Грановитая палата?
Так же щурится с экрана
лысый отпрыск Чингисхана,
и не рухнул ли шалаш
в прошлогодний ералаш?
Не поднимется ль из гроба
вурдалак по кличке Коба?
Всё не то ему, не так…
То спляши ему гопак,
то станцуй ему лезгинку
под кровавую сурдинку.
На груди у доходяги –
силуэт родного дяди:
от плеча и до плеча –
синий профиль палача.
1992
Скучные лица
Владимиру Вайнштейну
Жутко! “Мёртвые души”
написаны в Риме,
где веселие бьёт через край,
что кипень с котелка.
Отчего же мы ходим по жизни
в трагическом гриме
иль стоим на юру, как стоят
под петлёй с потолка?
Отчего скалозубый,
беспечно хохочущий янки,
чуть завидев, назойливо требует:
“Эй, улыбнись!”
Улыбнуться, конечно, бы
можно, кирюха, с полбанки;
а всухую, товарищ красивый,-
подальше катись…
Или, может, желаешь в курилку –
примерить аршины,
чтобы мог, наконец, ты
умишком Россию понять
и, в своих башмаках
доплетясь до спортивной машины,
разогнаться по трассе
и вдребезги… Так твою мать!
Оттого-то мы бродим по жизни
в трагических масках,
чтоб служить вам уроком,
являя заблудший народ.
Нам бы проще – нагрянуть сюда
в маскхалатах и касках:
на дорогах военных
маршрут неизменный – вперёд!
Да устали вожди
в многочисленных наших столицах.
Не дано им страницы истории
дальше листать.
И, собрав свой архив
и неся свои скучные лица,
отправляемся в Рим лучезарный
про мёртвые души писать.
1992
* * *
Мне так сказал во время пьянки
знакомый по работе янки:
“Американская мечта
(ты, парень, веришь сгоряча):
своё авто, своя избушка –
всего лишь хитрая ловушка”.
Мне так сказал Макмиллан Грегор,
знакомый по работе негр:
“Ты зря трубишь вторую смену –
отдашь полчека дяде Сэму”.
Мне так сказал, подвинув хобот,
знакомый по работе Робот:
“Не слушай речи этой банды.
Всё – лучше лагерной баланды”.
1992, Лонг-Айленд
В краю коллизий
На ровных глаженных дорогах
автомобилей плавный ход.
И тесным смокингом и смогом
горячий опрокинут свод.
Шотландских виски исполины,
и джин в бутылку возвращён.
Одни – всего наполовину,
другие – полные ещё.
И колесо кондицйонера
в прохладной комнате жужжит,
как бы фортуна мильонера:
то прибежит, то убежит.
В коттедже жить куда занятней.
Прощай унылое бытьё!
Забыт язык и говор внятный,
и коммунальное житьё.
А по утрам – в авто, как в панцирь.
Срезай обочины, торцы.
Тесни педаль и мучай пальцы.
Тесни, как рыцарь сарацин.
И тем доволен, что в урочный
момент окончены бега;
работай днём, работай ночью
и вновь коллизий избегай.
1992, Лонг-Айленд
Китпяток (импровизация)
1
От края серого перрона
отлетела старая ворона.
По перрону – десятки ног
туда, где из крана – кипяток.
2
За стоградусной водой
вышел парень молодой.
За водой, крутой и ржавой,
вышел парень моложавый.
3
По перрону чайники медные снуют,
словно разгорается медный бунт.
Но спокойно допил свой стакан военком.
Бунт был подавлен третьим звонком.
4
Видно, нам написано на роду
на ступеньки жизни прыгать на ходу.
Оттого гонимы мы третьим звонком,
медные чайники с кипятком.
5
Если в сердце твоём – пустота и урон,
на ближайшей станции выйди на перрон.
Погляди, как без хитрости и обмана
кипяток идёт из зелёного крана.
6
Говорила моя дуся:
“Я Сибири не боюся!
По дороге на восток
в каждом кране – кипяток”.
7
Благими намереньями вымощен ад.
Проглотил два стакана чая подряд.
За Барабинской степью будет остановка.
Будет праздник – будет и обновка.
8
Идёт паровоз, свистит хоботком.
Паровоз ведь тоже жив кипятком.
Проскочил платформу и три моста –
будет теперь очередь чайников с полста.
9
Идёт паровоз, свистит хоботком.
Паровоз ведь тоже жив кипятком.
Скоро мелькнёт желанный перрон.
Ему наш низкий с чайником поклон.
10
Умирает с веком железный конь.
Ты в сердце память о нём не тронь!
Он красил нам щёки чадным дымком,
движимый паром и кипятком.
11
С тех пор, как Черепановы изобрели паровоз,
сменил он лошадь, сменил обоз.
Метался мужик по вагонам с мешком,
жив только чаем и кипятком.
12
Давил он на поршень, толкал шатун –
не вечен даже Мао Дзе-дун.
Скоро пошлёт прощальный гудок.
Нет больше пара,.. остыл кипяток.
13
Простые истины: серп и молоток,
из крана на станции идёт кипяток,
умелец-левша подковал блоху,
начальник станции одет в доху;
14
Россию общим аршином не мерь,
город Калинин переименован в Тверь,
сражаться за родину ушёл паренёк,
остановился поезд – бери кипяток;
15
бескрайняя Россия – страна берёз,
братья Черепановы изобрели паровоз,
ушёл поднимать целину паренёк,
поезд остановился – бери кипяток!
16
Пока течёт тесниной Енисей,
пока хватает Волга Каспий пятернёю всей,
пока не повернули доки реки вспять,
нам хватит кипятка на поколений пять.
17
На станции Залесье –
кипятку, хоть залейся!
А на станции Моховой,-
хошь голову мой!
18
Пока выдаём на гора уголёк,
будет на станции кипяток!
Пока расщепляем атом,
не придётся ругаться матом.
19
Мне лет уж, пожалуй, за сто.
Вспоминаю революцию часто:
вскочил чёрт лысый на броневик рывком,
обещал залить страну кипятком.
20
Те, кто считают, что в бедах Рассеи
виноваты книжники и фарисеи,
брали доводы с потолка,
упустив при этом фактор кипятка.
21
При царском режиме – выйдешь на Волгу…
Чей стон раздаётся? Жили подолгу
в Женеве, Цюрихе. Гадали, в каком
году будет хуже всего с кипятком?
22
Немцы свою подбросили бомбу:
прицепили вагон, навесили пломбу.
Перед тем, как отправить в Россию тайком,
всех вождей обнесли дорогим кипятком.
23
Если бы выставили из музея большевика,
не стало б слёз, не стало б кипятка.
Если бы вынесли мощи из мавзолея,
не стало б казанского мыла и клея.
24
Товарищ! Фальшивых слёз не лей,
входя у кремлёвской стены в мавзолей.
Убери в карман носовой платок!
Ильич не любил проливать кипяток.
25
Корифей всех наук и знаток языка
завещал основать институт кипятка.
Но лукавый генсек, тот, что мордой не вышел,
притворился, что он не видал и не слышал.
26
Пока над нами был горный орёл,
кипяток и вприкуску в горло не шёл.
А как воцарился – курский соловей,
жить стало лучше, жить стало веселей.
27
Помню: в конце тридцатых годов
вознёсся человек – и был таков…
Случалось, даже железный нарком
падал, не допив стакан с кипятком.
28
Самый славный нарком, Ворошилов Клим
был на верхах не очень любим.
Бывало, читает “Железный поток”
и скорбно глотает пустой кипяток…
29
Политрук густобровый, мой начальник,
коньяку добавлял по бутылке на чайник.
Потому и прославился на поле брани,
особливо при взятии Тмутаракани.
30
По дороге на юг военный состав
остановился, хотя не велит Устав.
Майор назначил щедрую квоту:
по три ведра на каждую роту.
31
Ведь ещё говорил адмирал Ушаков:
“Без чая врагам не намять боков!”
И Суворов глотал кипяток неспроста,
озирая битву с Чёртова моста.
32
Говорят, что ни Спас, ни мессия –
бездорожье спасёт Россию.
А и пуще, коль собутыльники,
отступая, взорвут кипятильники.
33
Инвалид с весны сорок пятого.
Добираюсь до клиники Филатова.
Страдаю от множества контузий и ран.
Помогите нацедить кипятку стакан!
34
Дошёл до Берлина победным строем –
вернулся безруким-безногим героем.
С тех пор – по вокзалам… Подай, браток,
на чай и сахар – в кипяток!
35
Я из Припяти: прямо из крана
принял смертельную дозу урана.
Об этом сообщали радио и пресса.
Подайте жертве научного прогресса!
36
Бежал по платформе с чайником. Вдруг –
толчок, закачались дома вокруг,
закачались дома, рухнули своды.
Подайте жертве враждебной природы!
37
На границе с Африкой лукавый мент
попросил меня предъявить документ.
Плеснул кипятком ему в харю –
ушёл в пустыню Сахару.
38
Ушёл легко от ареста,
добрался до самого Бреста.
Выскочил за кипятком на вокзале.
Тут меня и повязали.
39
Собирался спозаранку
я в далёкую загранку.
На прощанье у лотка
выпил кружку кипятка.
40
Рассчитал аккуратно по времени, чтоб
рафинаду хватило до станции Чоп.
Перед тем, как махнуть из окошка платком,
всю посуду наполнил крутым кипятком.
41
Не имей друзей повсюду,
а имей свою посуду.
Кто из горлышка хлебает,
тот и горюшка не знает.
42
Приезжал на полустанок.
Целовал меня в уста он.
Баловались вечерком
мы медовым кипятком.
43
В лагерях Гиперборея
полюбила я еврея
не за крученный висок,
а за сладкий кипяток.
44
Придёт желанная свобода –
я стану с чайником у входа,
я стану в очередь у крана.
Эх, ножевая ноет рана!
Эпилог
В эпоху усохшего Арала
явился молодец с Урала.
Вскочил на БТР рывком,
обещал залить страну кипятком.
1995
Семён Беньяминов
Родился в 1935 году на Волыни. Окончил филологический факультет Киевского университета. Служил в ВВС. Работал токарем, слесарем, котельным рабочим, авиамотористом; преподавал словесность в школах Саратовской, Владимирской, Новгородской и других областей. С 1975 года проживает в США в г. Кливленд, работает в области самолётостроения. Первая публикация - в журнале "Континент", № 56 (1988). Сборник "Кумачовщина" вышел в издательстве New England Publ. Co. в 1990 году. Переводит американскую поэзию середины ХХ века (Чарлз Буковски, Эдвард Филд, Гарольд Норс, Стивен Добинс, Эл Жолинас, Филипп Лопэйт и др.). C украинского языка переводил стихи Тараса Шевченко.