1213 Views
* * *
Белеют стружки на полу,
Летит опилок пыль.
Я долго ждал в своëм углу,
Что сказка сменит быль.
Кручу, верчу, пилю, точу,
Ошкуриваю срез.
Я слишком много спрятал чувств,
Подкармливая стресс.
Девятка ровных круглых дыр,
А палочка — одна.
Я сам себе — и командир,
И целая страна.
Проснулась дудочка моя,
Взмывает тонкий звук.
В дороге встретимся, друзья —
Я вас с собой зову.
Тащите флейту и дудук,
Кларнет, гобой, трубу:
Долой крысиную орду
С помостов и трибун!
Столкнëм ораву жирных крыс
С кирпитчатой стены!
Стоит толпа. И каждый — Нильс.
При Нильсах нет войны!
* * *
На дворе трава, на траве дрова.
Шевельнуться бы, хоть едва-едва.
На траве рука, под рукой АК.
Тяжела башка, да душа легка.
Полетит душа над травой кружа:
Сколько душ парят, сколько тел лежат.
На траве двора полегли с утра;
Каждый — муж и сын, каждый — друг и брат.
Ввечеру пришли, поутру легли,
За клочок травы, за кусок земли.
Вся трава в вьюне, вся земля в войне.
В небе правда есть — правды снизу нет.
Посередь двора: в голове дыра,
В лоскуты броня… Помяни меня.
* * *
Играю в войнушку.
Ба-бах-тарарах —
И рвутся снаряды в зелëных дворах.
Бу-бум — подворотня,
“Хрущëвка” — тыдыщ!
В ней жители явно не ждали беды.
По небу стрижами несутся — взу-взу! —
Мои самолëты: взрывчатку везут.
Здесь танки хохочут, зенитки орут…
Однако, пора бы закончить игру:
Расставлю игрушки по нужным местам.
Но вновь из-за окон грохочет — тадам!
Тащу табурет, забираюсь к окну —
Там тоже, похоже, играют в войну.
Ба-бахи, тыдыщи, пиф-паф и ба-бам.
Кричащие дети под юбками мам.
Рыдают старушки и стонут деды.
Пожары. Воронки. Развалины. Дым.
В руинах дороги, дома и дворы.
Ну, хватит, пожалуйста! Хватит игры!
Я — кубарем на пол. Я жмурюсь, кричу:
“Я так не хочу! Не хочу! Не хочу!
Я в домике! Стоп! Туки-тук за себя!”
Снаружи стреляют. Снаружи бомбят.
“Я понял — мне снится!”
И грохот извне.
Проснуться.
Проснуться.
Проснуться бы мне…
* * *
слово было в начале
и непременно будет в конце
чьë-то скупое, холодное, злое слово
кто-то скажет его, не дрогнув и мускулом на лице
из недр защитного сооружения нежилого
это общее слово
но может быть и своë
личная кода каждому инструменту
может слово это разрушит завтра твоë жильë
может слово это закроет тебя чернотой брезента
слово способно прийти за тобой в ночи
днëм или вечером
слову не свойственно чувство времени
может быть, слово прямо сейчас звучит
хищной и незаметной точкой на чьëм-то темени
слово ранит металлом пули или ножа
слово множит наспех вырытые могилы
в мире много слов, за которые стоило бы сажать
но садятся почему-то всë за другие
* * *
меня точно никогда уже не убьют
правда, меня никому не тронуть
даже если перестреляют мою семью
сэкономят на мне патроны
даже если мой дом сгорит
стены сложатся как колодец карточный
я буду спокойно сидеть внутри
для меня этого недостаточно
если я в шеренге пойду вперëд
то меня не взять неразборчивым падающим снарядам
и меня никакая пуля не приберëт
не забрызгает моей кровью того, кто рядом
я навечно в своей колонне, в своëм строю
в норме сердце, в порядке совесть, на месте нервы
меня точно никогда уже не убьют
потому что убили одним из первых
* * *
Девять месяцев Марья не спит по ночам спокойно,
Девять месяцев муторно слушает тишину:
Ну как выскочат из-за леса гнедые кони,
Увезут опять кого-нибудь на войну.
Девять месяцев Марья не пела весëлых песен,
Не плясала, от смеха не прятала рта в платок.
Пу́сты Машины щи да каша, хлеб Машин пресен,
А под хлебом, в стакане — водочки на глоток.
Плакать. Верить. Молиться. Ждать весточку от Ивашки.
Снова плакать — такой вот бессмысленный бабий век.
Девять месяцев Марье снятся поля и пашни,
Что распахивает не бомба, а человек.
Девять месяцев. Девять двенадцатых. Три четвëртых.
Красным змеем ползëт к концу очумелый год.
Девять месяцев Марья молча хоронит мëртвых,
И живого рожать ей не хочется никого.
* * *
Решено: заведу лягушку.
Австралийскую, голубую.
Коврик ей прикуплю, кормушку,
Мха в террариум утрамбую,
Накидаю коряг и палок
Гостье с дальнего континента…
Лишь бы только мне не попало
За сокрытье иноагента.
Австралийская же, зараза:
Хоть и квакша, а всë ж не наша.
Вдруг она передаст на “базу”
Все секреты из Mother Russia.
Вдруг подслушает, вдруг подглянет,
Отсигналит, отсемафорит —
И сиди потом, жди подляны,
От “товарищей” из-за моря.
Я законов-то не нарушу?
Не пойму никак, не врубаюсь…
Вдруг как льдом мне сковало душу:
Так она ж ещё голубая…
Заведу вот — и тут же ночью
Как придут: “Заберëм-ка гада,
Никого чтоб не заморочил
Лягушачией пропагандой!
Чтоб нигде ужо не порушил
Ни догмат один, ни обычай,
Не выпячивал чтоб наружу
Голубые свои привычки!”
Я подельник и я пособник,
Я — бессовестный агитатор.
Я ещё развалил часовню
В пятом веке по просьбе НАТО.
Только это всë так, интрижки:
Мелко, слабенько — ну, чего там…
Но вот квакша — пожалуй, слишком,
Ни в какие уже ворота.
От досады реву в подушку,
Всю вину свою понимая…
На коряге сидит лягушка
Цвета неба в начале мая.
Анастасия Броварец (Ванечка)
Ванечка - творческий псевдоним актёра, поэта и музыканта Анастасии Броварец. Родилась в 1994 году в городе Раменское (Московская обл.). Окончила Московский педагогический государственный университет (музыкальный факультет). Сотрудничает с театром Александры Нероновой "Тенер". Вокалистка рок-группы "Наркомат".