317 Views
* * *
перед самой войной репрессии затухают,
так что видимо завтра все же не будет войны.
подождем послезавтра, посмотрим на снег за окном,
постараемся ленту пролистывать, не читая,
тишины подождем, подождем тишины
* * *
как и многие
я не удаляю из друзей
умерших
это всегда казалось
каким-то предательством
по отношению к ним
теперь список друзей редеет,
не знаешь, чего ждать от кого
и только они не подведут,
они останутся теми же самыми
* * *
раз уж мы такие теперь
то ну и вот так теперь
можно на них-то теперь не оглядываться
можно их-то не стыдиться теперь
чего уж тут
раз так-то
* * *
сквозь лихость бытия к нам движется зачинщик,
поклажу не спешит показывать свою,
но он вот-вот возьмет, да и откроет ящик –
я этот жест всегда и сразу узнаю
когда он этак враз недрогнувшей рукою –
не нужно говорить, не следует молчать.
необходимо знать, кто он и что такое,
и в зеркале его опознавать
* * *
нет, конечно, никакое не новое средневековье
в средние века действовал принцип аналогии
хотелось бы вернуться к нему
чтобы подобие и равенство соотношений
демонстрировали бы суть вещей
чтобы микрокосм и макрокосм совпадали
но нет, нет никаких аналогий
чудовища вокруг
похожи на очаровательных людей
и погода ничем не аналогична аду
только разве слова
проговаривают свою искаженную суть
и то между делом,
случайно
* * *
знать, когда и что сказать
знать, когда и чего не говорить
знать, когда промолчать, чтобы этого не заметили
знать, когда промолчать, чтобы это стало всем заметно
знать, что ты знаешь все это правильно
знать, что о твоем знании знают или хотя бы догадываются
знать, что твое правильное знание о способах высказывания
не противоречит твоему знанию о том, что ты хотел бы сказать
знать, что твое правильное знание о способах высказывания
соответствует тому, о чем нельзя не сказать
знать, что то, о чем нельзя не сказать, равно тому,
что ты хотел бы сказать
знать, что то, о чем ты хотел бы сказать,
не отменяется знанием, когда и что говорить или не говорить
знать, что при этом остаются вещи, которые сказать невозможно,
не потому, что их говорить нельзя, а потому что не находится способа их сказать
* * *
говорят, что дьявол в деталях
нет, в деталях –
запутавшийся, растерянный ангел
чуть не плачет, пытаясь
нечто целое из деталей сложить
дьявол глядит на него
и объясняет, как надо жить
* * *
«видали мы и не такое»
– ? нет, все-таки нет, не видали.
видали всякое другое,
но различаются существенные детали
и что теперь? дв вот и ничего,
всё предельно ясно и неотменимо.
тлен, морок, прах и дым. а помимо дыма?
мертвое существо.
отравляющее вещество.
* * *
мандельштам – уже не ворованный воздух.
в московошвеевском пиджачке
мирно беседует с новым поколением пушкиноведов.
а цветаева-то давно:
у тарусских костров многократно сидела
в окружении приблатненно поющих про лебединый стан.
ходасевич вглядывается в глаза обезьянке,
пытаясь понять, что она хочет сказать.
но супруги гарднеры еще даже не начинали эксперимент,
и ему не узнать, как ценят и любят их всех неистовые ревнители.
можно представить их портреты
на растяжках, что скрывают
уничтоженные здания
в захваченных городах
* * *
там – о чем не могу, не имею права.
зато здесь сколько угодно, куда ни глянь,
пускай однородное, какое-то приведенное к единому знаменателю,
зато много, много, и оно лежит, бесстыдно раскинувшись,
обнажив ну вот представь себе, да:
вот такое возвышенное.
иного и не надо,
говорят, зажмурившись от нарастающей с каждым часом вседозволенности,
и вообше, говорят,
еще неизвестно, какую позицию занял бы ныне покойник
* * *
так происходит под утро,
даже утром, уже четвертая минула стража,
утро теперь наступает рано, новости принося,
что же там нового, нет ничего,
ну или есть, если сделать своим ремеслом гадание, болтовню,
бла-бла-бла, понятно же, это скорее плацебо,
нет новостей, но есть постоянное, ноюшее,
если не спать, если не получается спать,
не у всех есть вообще-то возможность
спать, ну а тут всего-навсего не получается спать,
или же тут просто фигура речи;
ничего не поделаешь, одновременно
знание, что происходит, и конца чему не видать,
и это вот, что ты ждал от избравших, как выяснилось, часть благую,
этот понятно, но ты ведь не ожидал от того, и той, и того,
это вот, не известно, шевелится ли у них
ранним утром, когда едва минула четвертая стража,
бог бы с ними, которого нет, да и их теперь, пожалуй, что нет,
это-то гложет, ты ведь сотый и тысячный раз,
и опять, и ведь в самом деле,
что поделать-то мог, хожу ведь даже едва,
говорить говорил, заклинал даже в каком-то смысле,
но слова, выясняется, только если калечат и лгут,
только так и работают, но ведь мыслят хотя бы отчасти;
если же деннет прав, и разные речи внутри
переплетаются, борются за гегемонию,
и любое «я» лишь фантом, порожденный этой борьбой,
значит, все зря, и ведь сам ты, ну а как, жить-то надо,
ранним утром, когда только минула четвертая стража,
планы, нет, планов уж больше года как нет,
здесь и сейчас живем, но все-таки какие-то пустые надежды,
соображения, что надо то-то и то-то,
необходимо тогда, там, той и тому,
это же забивает канал, сообщает фантомному «я»
страх за себя, а не ужас и гнев, отодвигает стыд,
жить-то надо, и утром сплетается высокая скорбь
с тысячей каждодневных мелких проблем,
и, если все-таки внутри не вполне фантом,
то немедленно ловит себя на получающемся диссонансе,
и в жару, и в холод бросает, и свернувшись червяком, эмбрионом,
жаждешь заснуть на скорбном ложе своем,
в сходной позе, позе боксера,
часто находят тела, обгоревшие при пожарах,
например, случившихся в результате бомбежки