40 Views
50, 100, 300 …
Нет, не из тех, кто жмёт в горсти
свои от двадцати до тридцати,
и не из этих, у кого пока
от тридцати до сорока,
и не из самых, кто опять дерзят
на все свои от сорока по пятьдесят,
а из таких, чья ввысь верста
за пятьдесят и далее, до ста,
а повезёт —
от этих самых ста и до трёхсот !
«Седьмая пуля»
Не обоймёшь, не лёг в обойму,
когда попарно обуяла буря,
клинч – кайф обоим,
а я остатняя – седьмая пуля.
Не жаль, дождусь поблажки,
в сердца настырно не стучась,
в заначке за околышем фуражки
на чёрный час.
И вот прострел – пуста обойма,
жирнее точку обозначь-ка,
и силуэт в прицел прищуром пойман,
в пути початая заначка.
Сто лет спустя …
Душа терзается, дрожа,
и за душою – ни шиша,
всё грыжа та же,
и хуже даже,
душа, как шхуна после абордажа,
и акварельным сном не тешится душа …
День никакой,
один подельник-алкоголь:
мозги сиречь стеречь,
стресс с плеч
и в печень прочь упечь –
винить его ль ?!
Лакей, не принц,
и жало-шприц,
на жалость жал – и ладно,
и ни вперёд, и ни обратно,
Любовь отпадна и парадна,
но из разряда небылиц …
А то ещё слова, слова …
Хула-хурма, хвала-халва,
“Аз Буки Веди,
Глаголь Добро” – под спуд? На ветер?
Почни печаль, не неуч светел,
молва права.
Направо и налево семена,
посев — плевелы-имена,
в ночь сизую ныряю,
как в хату с краю,
в экран, под кран ли харю,
по букве с “Клавы” письмена:
Вон в Смольном не девические банты,
гляди: люд дик и лидер банды …
А на Дворцовой штабеля-дрова,
и будет бунт, как дважды два,
лет смутных атрибут
бессмысленный и беспощадный бунт …
Сочти число зверя …
Шестидесятник из шестидесятых,
да плюс его шестёрка-шестисос,
плюс шестисотый «Мерс», шикуя мимо,
равно — шестьсот, плюс шесть, плюс шестьдесят —
сошлось!
Два раза пять
Как 45 назад,
опять
мне — 5 и 5,
на 30 лет накат,
и плешь — не прядь,
но снова — 5 на 5,
и алгебра виной тому,
что цифрами, а не по одному.
Гон, гомон, голь — народу на роду,
наука — в угол угомон,
ни с дисгармонией, ни с алгеброй в ладу
г о р м о н .
А дата, не забыть, проста —
второй из дней Филиппова поста,
Марк и Лука — правей,
проверь, первей —
апостол и Евангелист Матфей.
Зайди за день, задень за дребедень,
год — дни гуськом,
не дробный дряблый год, как день,
а день, как год — одним куском.
Себе — сам, злыдень и злодей,
а б з а ц !
Который год ни год, ни день —
э р з а ц.
К щам овощей тащи кошёлку,
с плеча ли шёлк, плечо ли рычага,
щека к щеке, и очи — в щёлку
сощурились на пламя очага.
Стареет осень, куролеся,
езда — ни санки, ни коляска,
и пост — где русский след — Аляска,
вплоть по Полесье, где
А л е с я …
Дважды два в «7х7″* …
Сочинитель и Музы — пример симбиоза,
вчетвером литр-триста вечор,
нонпарелью подтекст — параллельная проза,
понт на тему что где нипочём.
Муза Ольга — зигзаг, фантом звука булька,
из тончайшего сонма сфер,
немцам сирым токсины пить и пить в Акапулько
с тоски по Москве.
Натали — нимфа Кипра, самобранка-обманка,
супер в стиле Дали,
совладелица модного местного банка
МДМ — Натали.
Шибко щедро считаем за ширмою залы,
бородач и усач — евро-сорт,
«Два гусара», а чем не гусары,
каждый по девятьсот.
Сочинитель и Музы — полимер симбиоза,
Муза смуглым играет плечом,
обнажённая талия, отпадная поза,
вчетвером на две триста вечор …
Семи не бывать, одной не миновать …
Если светит мне семь смертей,
дай одну в чистом поле в метель,
из ноздрей, из застрех
апельсиновый снег …
Семь смертей, если светит мне,
дай одну на пожаре в огне,
жадный друг всех по имени Жанн —
руин Руана пожар …
Семь смертей светит мне если,
дай одну дома в кресле,
заел огурцом,
и — с концом …
Если мне из смертей светит семь,
дай одну, не с косою, как всем,
ягуар и пантера, рыча,
за нотариуса и врача …
Если мне семь смертей и не светит,
дай одну, как сорви с ветки ветер,
и бери, лёгкий бриз,
душу-лист …
Пять, шесть — где-то так …
Вмастить, мостить — нет, не мастак,
пять, шесть — мне где-то так.
Смесь из любви и мести,
смахнуть, смести, меня и Музу вместе,
а посему, сам не за страх
мастак вдоль шеи и в иных местах,
шокируя амёб-медуз,
разжечь огонь ответный Муз.
Зигзаг уст с тел,
соскок — и сок, кокс косо загустел,
тату — код-штрих,
коксующийся стих.
Скиф, азиат и гунн,
словцо — чугун,
зане сверстал
не с Севера, но сталь.
За лямки ялик за кусты в рояле,
кто по-немецки вас издаст,
а вы и близко не стояли,
так я далёк от вас.
Уже и вечер плешью по балде,
песок и перхоть в бороде,
не сок и низ не заорал,
но не наскресть на «Низорал».
Не хай не хищник и не хнычь,
раз нюхом нищ …
Послевкусие
Во фланец ус-корьё,
мне пятью шесть, в трактире юбилей,
уже фужер, винцо французское
за 100 рублей.
А до того — фуршет на фирме,
в упор коньяк не на ура,
миг и — ни лиц, как в фильме,
лишь лишняя ликует кожура.
Жаль сам — не рейхс-шах,
смак — талии под шлиц
наяд милейших,
как брызги с лиц.
Не чаял, что увижусь днями
в местах, где чада очага дары,
и где под гриль-курей локтями
трещат столы.
Сие есть счастье, если рядом,
лихой-тугой,
кольну колени трепетным наядам —
одной-другой !..
57 | 75
Земля кружит, азъ есмь,
и не на то пенять,
что было 5 и 7,
а станет 7 и 5.
Судьба, обыди тир тире,
грех — под орех,
однако, и Небытие
«близь при дверех».
Не ниц, не нищ, и — цыц! — стол яр,
а «свет_в_конце_тоннеля» — брысь! —
кто б там впотьмах и не стоял
«при дверех близь».
А то сам створки отворю
и встрену тех,
кто по мою, как по твою,
«близь при дверех».
И сторож стукнет о стакан,
и вздрогнет ввысь
торчавший сиднем старикан
«при дверех близь».
На посошок со стопки сто,
глубь граммом грей,
а я вам SMS-ну с той
страны дверей …