376 Views
Чёрная месса
«Христос воскрес!» – воскликнули убийцы,
Воры, насильники, весёлые друзья,
Провинциалы, жители столицы
И я.
Свеча горела, плакала икона,
Кадило источало сладкий дым,
И ангелы гремели с небосклона:
«Бом-бим!»
Мелькнула мысль: «Какая-то микстура
Алкашки с опием, а не благая весть,
Да это же почти карикатура
И есть!»
Народ молился яростно и дико,
Всех причащал я там, красив и быстр.
«Прошу благословения, владыко!» –
Шепнул министр.
Огромен чёрный храм Минобороны…
И радуясь распятию врага,
Я прикрывал подобием короны
Рога.
Рыба, птица, змея
Когда кончается ночь и надвигается осень,
Почти мгновенно обугливается кожа лица,
Ты выстреливаешь пробкой и под крики: «Просим!»
Разливаешь бензин, что чистей, чем слеза,
А паруса на мачтах бирюзового цвета,
И корабль плывёт, лишь рулевого не тронь,
Значит, близится вечер и кончается лето,
И из-под воды поднимается рыба-огонь.
Вокруг юные старцы, пожилые девчонки,
На гуттаперчевой сцене исполняет не в такт
Свой известнейший хит «Бесконечные гонки»
Оркестр слепых «Альтернативный факт»,
А ты уже влечёшь нас танцевать на арену,
У меня в руках сеть, и твой меч как игла,
Капитан Невероятность бьёт башкой о стену,
И в прорехах меж туч надвигается птица-скала.
Спасательные шлюпки ускользают пустые,
Ты легко даёшь всем фору, меня этим зля,
А вперёдсмотрящий кормит русалок с кормы, и
Они скрежещут зубами и шепчут: «Земля!..»
На песочных часах застыло время Сахары,
Хотя сахарный песок здесь превратился в соль,
И снова сузив зрачки, наблюдаем во снах мы,
Как на маковом поле назревает ягодка-боль.
Безъязыкий матрос зовёт подмогу по рации,
За бортом встаёт валом сальных шуток поток,
Но наше судно берут на абордаж граммар-наци, и
Они вбивают нам в глотки аритмичный слог,
А ты подводишь итог всей невольной экскурсии,
Где никто не выбирал, но были избраны все,
Пока мы пятились и пятились маршрутом рекурсии,
Иезекииль включил глаза на смотровом колесе.
Чудесные животные из древних писаний
Заполнили палубу, просто не продохнуть,
Я кричу как в подушку: «Что же будет с нами?»
Тормозя всё быстрей, мы продолжаем путь,
И боцман всех зовёт в кружок весёлого порно,
И крысы прибегают, а не бегут с корабля,
Прощаясь, ты проводишь ребром ладони по горлу,
Из-под двери в каюту вползает змея-петля.
Гитлер
Гитлер приземляется во Внуково рано утром.
Лёгкая дымка над взлётною полосой.
Скромный «Мессершмит» у фюрера, даже утлый,
Да и в целом он человек простой.
Усики, фуражка, шинель — неизбывная классика.
Гитлер идёт сквозь московский аэропорт.
Хипстерски чернеет нарукавная свастика,
Впрочем, нет — славянский солнцеворот.
День-то разгоняется! У Гитлера въезд безвизовый.
Здесь ему рады, встречают большой толпой:
«Хлеб да соль тебе, Адольф ты наш Алоизович!»
Вот помчался в центр элит-конвой.
Гитлер расслабляется. А что, эти унтерменши
Кажется, вызубрили домашний урок!
В небе облака похожи на голых женщин,
А по авторадио — русский рок.
Новый язык
Нет и не будет никакого нового языка,
Будет гул века и страхи издалека,
А может, ужас нахлынет, как взбесившаяся река,
Кинь камень — кругами волны.
И словесность изящная, на поддых,
Отыщет себе отдых среди других
Интересных, скучных, забытых книг,
Когда ляжем в стол мы.
Ты закричала: «Хватит!» — и строка обор…
Это мой русский прадед схватил топор
И еврейскому прадеду врезал в мор…
Дыр / вор / сыр / водки литр.
Но мой рассказ повторяет чужой рассказ,
Полицейский романс да тюремный джаз,
Это просто поэт, проглотивший яз…
Брр.
Брат, бродяга, бригада, мой Бертольд Бред,
Вертолёт уносит раненых снизу в свет,
След простыл от юности, рифма — СМРТ,
Если пуля — дура, кто мудр?
Нету мест мерзей, чем мои родные места,
Где идея власти как штык проста —
Я иду искать, сосчитав до ста,
Мур, мур, мур — ты жмур.
В этом месте уместен вопрос: для какого намазывания
Нужно вообще поэтическое высказывание?
Для славы? Для революции? Для простого подлизывания?
Для критической статьи УК?
Нет, нет, нет никакого нового языка, но
Умирать всегда приходится слишком рано,
На небесном горле солнечная рана
Порадует старика.
Эй, сестра-житуха, сеструха-проруха,
В сердце тебе верлибр да рифму в ухо,
В душу тебе — сполох чертополоха,
Спор да вздор, да взметнулся сор…
Ужас нахлынул, как взбесившаяся река,
Свинцовыми свиньями ползут по телам облака,
В поисках нового языка
Началась строка — и обор
Дыра
— Слушай, тут у меня, ты прости, дыра.
— Где?
— Да вон, видишь, видно, кусок ребра,
Мне бы скотчем заклеить, замотать изолентой,
Надо как-то заделать, сделать ее незаметной,
Понимаешь, неудобно ходить с дырой,
Цепляются всякие воспоминания,
Что-то вываливается порой,
Швом стянуть хочу эти ткани я,
Хорошо еще, если лезет оттуда сиянье звезд,
Хотя тоже, знаешь, слегка обидно,
Но вчера в дыру залетел ненароком дрозд,
Еле выгнал его, и болело сильно,
Взял я гвозди, доски и молоток,
Да сам себя колотить не мог,
Взял я тряпки, вату и прочую мишуру,
Но не сумел залепить дыру,
А мне бы сделать повязку, эластичный бинт,
Ребра-то ходят туда сюда, как поршни,
И внутри гудит, вращается красный винт,
Ну, терпеть такое довольно сложно,
В общем, если можешь, помоги, сестра,
Укрепить, так сказать, над избою крышу,
Видишь кусок ребра? Тут у меня дыра…
— Где? Не вижу.
Чудак
Жил да был на белом на свете
Человек-чудак,
Спать ложился на рассвете,
Ночью пел он так:
«Хрипли-дрипли! Всем известно,
Лучше встать, чем сесть!
Это точно, это честно,
Истина как есть».
Он чесал зубною щёткой
Своего кота,
И на площади с трещоткой
Танцевал всегда:
«Жирли-дырли! Не болван ты,
Если пляшешь в такт!
Это суть научной правды,
Это чистый факт».
Он подкармливал дворняжку,
Звал бродяжку в дом,
И вином наполнив фляжку,
Хохотал потом:
«Вупли-дупли! На неделе
Семь свободных дней!
Это верно, в самом деле,
Я не вру, ей-ей».
Как-то раз пришли солдаты
Из-за бугорка,
И с собой они куда-то
Взяли чудака.
«Тряпли-шляпли! Дай в дорогу
Муху и блоху!
Что греха таить, ей-богу,
Всё как на духу».
Били-били, не жалея,
Чудака весной,
И зарыли дуралея
В яме под сосной.
«Чурли-жмурли! Эх, погодка,
Жёсткая кровать,
Это подлинно и чётко,
Тут не подкопать».
Жил да был на белом на свете
Человек-чудак,
А стихи закончу эти
Я, пожалуй, так:
«Хрипли-дрипли! Всем известно,
Лучше встать, чем сесть!
Это точно, это честно,
Истина как есть».
На Марс
Мы отправляемся на Марс
Вещи собраны
Документы в порядке
Начинается последний отсчёт
Мы отправляемся на Марс
Я, дедушка, мама и кошка
Как и некоторые из наших соседей
Но не все
Есть те, кто остались
Тётя Белла с 12-го этажа говорит
«Где родилась, там и умру»
Мне это слышать страшно и неприятно
Я не хочу умирать
Ведь мы улетаем на Марс
Там уже приготовлено жильё для переселенцев
Там есть работа для мамы
И дедушка будет гулять в скафандре
По красным марсианским пескам
И даже для кошки
Там будет специальный кошачий скафандр
Как хорошо будет там!
Я так волнуюсь
Начинается последний отсчёт
Мы отправляемся на Марс
Оставляем позади все тревоги
Ссоры, недовольства, школьную неуспеваемость
Головную боль, смерть бабушки и отца
Смерть сына тёти Беллы
Он куда-то уехал и не вернулся
Но об этом в нашей стране не принято говорить
В нашей чудесной стране
Не принято говорить о кое-каких вещах
Но как же хорошо нам будет на Марсе
Где этих вещей не будет
Я слышал, как мама сказала кому-то
По телефону: «Там
На Марсе
Мы всё начнём как с нуля»
Я так волнуюсь
Я не хочу умирать
Мы отправляемся
Двоюродный брат
В конце восьмидесятых мой двоюродный брат
Тусовался, ходил фарцевать на Арбат,
Выглядел на стиле, как время требовало,
Как-то раз дал мне денег (у меня их не было).
Еще до начала чеченской войны
Брат пошел в армию. «Для родной страны
Хочу послужить! – он выглядел гордым. –
К тому же я люблю заниматься спортом!»
На отвальной мы бухали под «Акцепт» и «Металлику»,
А Юлька по пьяни приставала к Виталику.
Прошло два года. Я косил через дурку,
Подбанчивал драгзами, влюбился в Юльку,
Сочинил двадцать песен, попал в менты,
Откупился (и остался без наркоты),
Получил открытку от брата: «Как вы там?
Привет с Чукотки! Слава десантникам!»
Поступил в институт, там случилась драка,
Я ушел от Юльки. Юлька ушла от рака.
Плохо помню то лето. Сам себе не рад,
Я тупо слонялся. Тут вернулся брат,
Раскачанный круче Шварца, в голубом берете.
(Я подумал: «Жаль, мы уже не дети».)
Сели на кухне. Закуска, водка.
«Ненавижу жидов! – брат сказал мне чётко. –
Они умучали православного государя.
Слава России! Давай выпьем, Саня?»
Брат рассказал, что когда дембельнулся,
В аэропорту Анáдыря с ментами столкнулся.
«Не ссы, Санёк, было все культурно —
Мусору на голову напялили урну!»
Он раскраснелся, разделся до пояса,
Рычал, матерился, за Русь беспокоился,
Провозглашая за тостом тост.
(В армии брату промыли мозг.)
Десять лет Виталика не встречал я точно,
Только знал от бабушки, что он квасил мощно,
А когда померла она, то в Кузьминках
Мы встретились у бабушки на поминках.
Вышли покурить на балкон. На город
Смотрели, ощущая осенний холод.
Я подумал, никто ведь из нас не молод,
И теперь помириться, наверно, повод…
«Черножопых расползалось сволочей!
Сань, айда вместе с нами мочить хачей?» –
Брат смотрел мне в глаза с простотой пацанской,
Как когда-то… Во времена Гражданской.
Удар по Умани
Удар по Умани, пылают этажи,
А ты пускаешь рилзы в инстаграме.
Удар по Умани — и смерть живой души,
А ты бумажки щупаешь в кармане,
Сейчас, сейчас, сейчас, сейчас, сейчас,
Переведу на счёт благотворительный!
Но выбито окно, как исполинский глаз,
Провалом крыши дышит дом на нас,
Идём… И дом… И дым, и сизо-чёрный дым
Клубится словно в фильме-катастрофе…
Очнись! Приди в себя! Вокруг тебя — не фильм,
Но море крови.
Удар по Умани. А ты-то далеко!
Ты не солдат, не гопник, не убийца.
Удар по Умани. И в небе облако,
Как ребе Нахмана летучая улыбка.
Ну вот, ну вот, ну вот, ну вот, ну вот,
Закончился видосик интернетный,
Какой-то в целом нехороший год.
Но время окровавленно орёт,
И рот — пролом в балконе, тот, который
Напрасно ждал приезда скорой,
А ты сидишь и пьёшь, гляди, не кофе,
Но чашу крови.
Не укрыться, не спрятаться, слишком сильный свет.
«Вон там жили мои соседи, их больше нет».
Противоположность квартиры — взорванная дыра.
Умань дрожит от удара.
Удар по Умани! Уйти бы, убежать,
Но ты прирос корнями к пламени,
Удар по Умани — безумная печать
Московской дикости, но хоть себя вини —
Удар. Удар. Удар. Удар. Удар.
Переведи на счёт благотворительный,
Но не погасишь переводами пожар,
Не остановишь смерти гиблый жор,
Издалека гляди на Умань, на огонь,
Запомни боль, что бьётся в каждом слове,
Неси её с собой, неси её с собой
Сквозь море крови.
Могут взять
Могут взять за то, что гулял без маски,
Могут взять, так как в маске вбежал в «Сбербанк»,
Могут взять за яйца в гостях у сказки,
Могут взять за жопу и засунуть шланг,
Могут взять в шесть утра, дверь железную выломав,
Могут взять на гэнг-бэнг сразу со всех сторон,
Могут взять и найти — ты не знал, что было там,
Могут взять на мушку, используя невидимый дрон,
Могут взять за жабры и почистить ножичком,
Могут взять, сломать и снести в ремонт,
Могут взять в четверг сразу после дождичка,
Могут взять на фук, могут взять на понт,
Могут взять после слежки во время пробежки,
Могут взять, даже если ты главного зять,
Могут взять мусора, могут — эфэсбэшники,
Только папу детишки не могут взять.
А я беззаботный, в голову тюкнутый,
Артист инородный, клюкнутый, трюкнутый,
Хожу такой модный, к строевой не годный,
Чокнутый, чпокнутый, непопогодный,
До пятницы совершенно свободный.
Но меня могут взять, пожевать и выплюнуть,
Могут взять за булки и буфера,
Могут взять с согласия, могут взять насильно тут,
Могут взять на пёрышко мастера пера,
Могут взять первое, второе и третье,
Могут взять каравеллу пираты на абордаж,
Могут взять и сжечь (не люблю гореть я),
Могут взять и ёбнуть, запомни, Саш,
Могут взять в оборот и раскрутить по полной,
Могут взять и закрыть, как в бидоне квас,
Могут взять генерала, могут взять полковника,
Могут взять спокойно любого из вас,
Могут взять за дурку и впендюрить в дырку,
Могут взять пешку, коня, ферзя,
Могут взять за шиворот, могут взять за шкирку,
Только папу детишки не могут взять.
А я безработный с куполом треснутым,
Запас кислородный — где он там? Где-то там!
Сижу такой потный, профнепригодный,
Хакнутый, факнутый, золотой, болотный,
До пятницы совершенно свободный.
А в 39-м подъезжала машина чёрная в пять утра,
А у нас уже и вещички собраны, что, пора? Ну, прощай, пора!
Пора отправляться в волшебное путешествие,
К сожалению, писем писать нельзя,
Но у кремлёвской таблетки такое действие —
Уже и не помню, о чём, бишь, я?
Кажется, о том, что Aurora Borealis — по-латыни северное сияние,
Когда солнечный ветер врезается в полярную ионосферу,
Возникает удивительное природное явление,
Давай-ка вообще забудем про эту тему.
А ты беспонтовый, со счёта списанный,
Козырной, фартовый, яшмовый, аметистовый,
Дышишь такой плотный, подготовительно-вводный,
Свистнутый, сдристнутый, заеботный,
До пятницы совершенно свободный.
Но тебя могут взять за ушко да на солнышко,
Могут взять наскоком, могут — исподтишка,
Могут взять — и в бутылочку через горлышко,
Могут взять и к курочкам пустить петушка,
Могут взять в Стокгольме, например, в заложники,
Могут взять в Ершалаиме в список мессий,
Могут взять в Шереметьево, вы там осторожнее,
Могут взять в одну из будущих прекрасных Россий,
Могут взять на подскоке — скачите не слишком шибко там,
Могут взять во фрунт и под козырёк,
Могут взять по ошибке — ну, работают над ошибками!
Могут взять из Валгаллы — и в Рагнарёк,
Могут взять — и вот это, пожалуй, самое главное, —
Могут взять. Что ты рыпнулся, цуцик? Сядь!
Могут взять за репку, за дедку, за мышку, за маму, и
Только папу детишки не могут взять.
Александр Дельфинов
Александр Александрович Дельфинов (Смирнов-Гринберг) - поэт, музыкант, журналист, перформер. Родился в 1971 году в Москве. Учился на историко-филологическом факультете РГГУ, а также в университетах Бохума, Вены, Берлина. Поэт, музыкант, журналист. Автор поэтических сборников «Веселые нечеловечки» (2000), «Анестезия 2084», «Воробьиный атом» (2013). В 2017 году в Берлине вышла книга под названием #TriggerWarningPoetry. Живёт в Германии с 2001 года, проживает в Берлине и Кёльне.