510 Views
* * *
все говорят –
нет, рая говорит,
а все молчат, а рая всё звончее.
сперва она коснулась ботичелли.
потом её увлёк рене магритт.
вином наполнен пластик.
облака
позолотил закат,
и мы на воздух
с тобой скользнули,
два пришельца поздних –
там море,
и до моря два шага.
там по пути –
какой-то зеленщик
мороженщик,
старьёвщик и шарманщик.
в отеля лобби
пятилетний мальчик
на фортепьяно полечку трещит.
турецкий продолжается мандат,
а может быть –
протекторат британский,
но с севера
уже подходят танки,
а с юга злые братья голосят.
пойдем с тобой куда глаза глядят.
ну что ж тебе то холодно,
то жарко?
тут время –
то растянуто, то сжато,
от греческих секунд –
до польских lat.
тут время нам на рынке продают –
торговец – плут,
подпиленные гири.
полётное – ну да, часа четыре.
подлётное –
всего лишь пять минут.
* * *
под нами – небо: вверх ногами
на нём мы, робкие, стоим,
и тяжкая земля – над нами
всем скарбом нажитым своим.
пред нами – прошлое: талдычит
нам истины, скрипит “шалом”.
за нами – будущее: тычет
нам в спину ледяным стволом.
* * *
тикающий в зале метроном.
голос над рассохшимся паркетом.
что-то скажем. многое замнём.
предпочтём о том, а не об этом.
как из шкафа вылезшая моль –
бледный свет и петербургский холод –
прокрадусь в тональность си-бемоль,
словно зомби, временем уколот.
временем и местом. на костре
закипают медленные ласки,
и готов – в озоновой дыре –
дождевой настой ингерманландский,
но под всем, как мятая фольга,
по краям темнея от разрывов –
топкие залива берега,
сторона обстрела – три шага,
свист военных флейтовых мотивов.
странно, что отсюда тоже шли
в эти дни последние, под ветром,
разрушать дома другой земли
подленьким ударом предрассветным.
ладно. извини. не этим днём.
да и не другим, таким как этот.
лучше выпьем чаю и пойдём,
сон и морок превращая в метод.
вон канал. вон надпись “метрострой”.
вон и дом тот, улицы в начале.
там когда-то шефнер вам с сестрой
подписал (войну) “сестру печали”
* * *
“тротил” – вот так начать стихи,
долбя по буквам будто дятел.
возможно, будут неплохи.
тротил, тротил – и все потратил.
от травмы не поможет йод.
кругом разрывы и разломы.
а человек ушёл из дома
и в новый больше не придёт.
* * *
“жизнь, отвяжись,” – говорит смерть истово, –
“ты и так везде, это я – нигде”.
и тогда жизнь отвязывается от пристани
и плывёт-плывёт по воде-воде,
развлекая свет, рассыпая золото,
взяв мешок сухарей и бурдюк вина.
её ноги длинны, её платье коротко,
смерть при виде этого смущена.
смерть творит молитву, кладёт за правило
три поклона в час и пятничный пост,
жизнь ещё и постель за собой не заправила,
там цветы и крошки, табак и пот,
там ещё – а впрочем, какая разница?
смерть уже повсюду, куда ни глянь.
так подайте копеечку ради праздника –
зря ли мы вставали в такую рань?
* * *
приближенье дня всех святых
узнают по звону
пустотелых голов понятых.
из любви к закону
их щадят, не бьют по весне
и на вешней травке
умереть разрешают во сне
на четыре ставки.
горевай да полней выпивай.
горя хоть залейся.
в синем небе скрежещет трамвай
по военным рельсам.
фейерверки залётных искр
и военных астр
ловит шляпой седой василиск –
престарелый пастор.
наплевать, что цепочка слов
приведёт к порогу
не желавшего множить вдов
и кормить тревогу.
знатоки прибирать к рукам,
миттераны стука
зарядят стальной бетакам
и железный куколд.
учит орк, как готовить pork.
а сегодня лязгал
чем-то крепким у входа в морг
густопсовый назгул.
пробивалась трава меж плит,
и, за всё ответчик,
trick or treat, сказал апатрид,
тыквенный человечек.
* * *
- (на мотив георгия иванова)
есть страны как придаток моря.
есть страны сна.
есть страны, где, врагам на горе,
всегда весна.
но есть одна страна – россия.
там день за днём
изобретают яд крысиный
и тонут в нём.
2.
сокращенья пели целиком.
грели воду, чтобы чистить зубы,
заменив чугунным стояком
медные и бронзовые трубы.
списками представленных к награде
прикрывались при любой беде.
“все там будем,” – говорило радио,
как всегда, не уточняя, где.
* * *
когда идут в атаку клоны,
пластмассовые как один –
гражданской нету обороны,
и только строгий господин
стоит, к губам прижавши палец,
как будто говорит “нишкни!”
егор ушел, и здесь остались
опизденевшие одни.
[харьков]
войны развязывают в выходной
чтобы застали в постели
солнечной жаркой идя стороной
мертвые б нам не вспотели
день понедельничный тень теребит
злость подбирает по звуку
вкладывать крестик и слово “убит”
времени в правую руку
ходит красиво а дышит едва
шепчет ну где ты ну что ты
дню не нужны никакие слова
если зияют пустоты
где самогонку вкушали в тени
в честь поэтической прозы
по телефону меня прокляни
через бессильные слезы
и покажи мне на фото провал
вместо стены у которой
я заезжая к тебе ночевал
в тесной квартирке за шторой
* * *
карамелька таяла
на языке
валентин_катаева
везу в мешке
для сменной обуви
дней на пять
дали люди добрые
почитать
экала и мекала
муть и сныть
было в общем некому
объяснить
рифмой неотвязною
какой пиздец
этот вот “алмазный мой
венец”
но и объяснений
после всех
все мои сомнения
как зимний снег
тают как и таяли
до сих пор
как прочту про тайный его
одесский двор
точности не требуя
не веря сну
сообщаю нежное
его письму
в жизни был он сволочью
еще какой
но стоит на полочке
парит легко
Геннадий Каневский
Геннадий Каневский (р. 1965) — московский поэт и эссеист. Окончил Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. Автор восьми поэтических книг, выходивших в издательствах Санкт-Петербурга, Москвы и Нью-Йорка, и книги избранных стихотворений «Сеанс». Публикуется во многих российских и зарубежных изданиях. Лауреат премии «Московский наблюдатель» за заметки о литературной жизни (2013), премии журнала «Октябрь» (2015), спецпремий «Московский счет» за книгу «Сеанс» (2016) и за книгу «Всем бортам» (2019).