300 Views
Происходящее
Всё это с нами происходит,
Часы в смартфоне не стучат,
Привыкнув к полной непогоде,
Сбежало счастье в чей-то чат,
Звенит хрустальная посуда,
Как снег, разбитая везде,
Черты чудачества и чуда
У бога в жёлтой бороде,
А он разлёгся на матрасе,
Лежит, дрожит, как крупный дрозд,
И поезд-призрак на Йоркштрассе
Переползает ржавый мост,
Летят, шуршат словами лица
Как листья нам с тобою в дар,
Да у вьетнамской продавщицы
Из кофеварки валит пар,
А мы прощаемся с друзьями,
Но смысл, видимо, лишь в том,
Что это происходит с нами,
Пока и мы не стали снами
В тумане моря голубом.
Есенина повесили, Маяковского застрелили
За окошком пасмурно, и вообще не весело.
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
Сколько хлорки ни лью, вся ванная в плесени.
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
Вот перепишу стишок, будет песенка.
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
Если сложить все тела, засунутые в мешок, будет лесенка.
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
Ой, да это конспирология! Неужели вы верите, что
Есенина повесили, Маяковского застрелили?
Да, верю. Блока отравили, Хармса заморили,
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
Да что вы заладили одно и то же, как попугай:
«Есенина повесили, Маяковского застрелили».
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
Выхожу один я на дорогу,
Выхожу один я на дорогу,
Выхожу один я на дорогу,
Незаметно потерял боец отряд.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу.
Вдоль дороги виселицы в ряд.
Так-то с продуктами всё у нас ничего, нормально, можно жить.
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
По сообщению «Интерфакса», ТАСС уполномочен заявить:
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
«Надо бросить пить, – говорит нарколог. –
Вам надо бросить колоться, пить и курить»,
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
А ну, соберись, тряпка, что нюни распустил, хватит ныть:
«Есенина повесили, Маяковского застрелили».
Есенина повесили, Маяковского застрелили,
А мы славно покуролесили, на кураже покутили,
Я показывал маузер, кричал: «Вы покойники!»,
Пока Ленка плясала голая на барной стойке там,
Потом марафета просила, плакала, голосила,
Слышь, ты, Годзилла, запомни, в жизни главное – сила,
20-е, 30-е, снова 20-е, отдохнули красиво,
Когда подъехали мусора, показал им ксиву.
Безумных лет угасшее веселье,
Безумных лет угасшее веселье,
Безумных лет угасшее веселье,
Пойми, Антоха, или кто ты, Лёха,
Мне тяжело, как смутное похмелье,
Мне тяжело, как смутное похмелье,
Мне тяжело, как смутное похмелье,
Зато у нас была великая эпоха!
И всё по кругу, всё по кольцевой линии,
Мужики сидят на корточках, глянь, все синие,
Крымский понт шумит, за забором пинии,
О такой истории не мечтали Цицероны да Плинии,
А на даче ихней и магнолия, и глицинии,
А у ейного мужа зарплата, грю Марине я,
Ты радуйся, что он в органах, склеротиния!
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
Блока отравили, Хармса заморили,
Есенина повесили, Маяковского застрелили.
Берлинский поезд-призрак
В текст включены поэтри-ремиксы стихотворений Фёдора Сологуба «Дух Берлина» и Владислава Ходасевича «Берлинское».
Поезда очень долго не было,
И на платформе станции Александерплац
Собралась значительная толпа.
«В связи с полицейской операцией
Движение поездов нерегулярное,
Надеемся на ваше понимание», –
Буркнул мужской голос в репродукторе.
Смирнов вздохнул — а что тут поделаешь? —
И уткнулся взглядом в телефон.
Почти все вокруг стояли, уткнувшись в телефоны.
Даже Вседержитель в высоких небесах
Уткнулся в землефон мириадами звёздных глаз.
А подземная станция Александерплац
Уткнулась в стоявших на платформе
Чёрными дырами тоннелей.
Где ты, солнечный Берлин,
Чилишь так, что от загара корка,
Позабыв смурной Пекин,
Гулкий хаос хищного Нью-Йорка?
О республика-курорт,
Где летает ангел конопляный,
Только поезд не идёт,
Лишь сквозняк шатается как пьяный.
На такси попробуй сесть —
Полетит как ведьминская ступа!
Бесконечен праздник здесь,
Очередь длинна у техно-клуба,
Эротична мягкость тел,
И мерцает свет кислотный в лицах…
Бог на отдых захотел
На моих исчёрканных страницах,
Но тоннель раззявил пасть,
Загудев незавершённой книжкой,
Поезд-призрак, как цайтгайст,
Прыгает по шпалам серой мышкой.
Краем глаза заметив плавное движение
Подкравшегося из темноты состава,
Смирнов шагнул с платформы
В приветливо распахнувшиеся двери,
Не глядя по сторонам,
Сел на подвернувшееся свободное место
И продолжал что-то читать,
Скроллить, ставить лайки и комментировать,
А вагон дёрнулся и поплыл,
Приглушённо застучали колёса,
Тик-то, тик-ток, тик-ток, тик-ток,
Свайпни по тачскрину, сдвинь вагон,
Вагон за вагоном, вагон за вагоном,
Свайпни ещё, сдвинь город и век,
Кожу да кости, да крышку гроба,
А что под ней? Поэтическая классика!
Кто ж? Старомодный незнакомец,
В руках пенснэ или ключи,
Бродяги и стиляги помесь,
Туман, желтеющий в ночи.
А дом вибрирует басово,
Вот-вот по Шпрее поплывёт,
Куницы, лисы, цапли, совы —
Нечеловеческий народ
Из тени наблюдает тайно,
Как весь порядок городской
От Шаритэ и до Бергхайна
Волной смывается морской.
И дом дрожит на звонких стыках,
Не удержаться у дверей,
По борту черепа на пиках
Белеют ярче фонарей,
А гость проходит через стену,
Летя на вздыбленной волне,
Седую рассекает пену
И сердце вдруг пронзает мне.
Смирнов вздрогнул и поднял взгляд,
Внезапно осознав, что сидит в пустом вагоне,
А где же весь народ?
После такой долгой паузы поезд
Должен был подойти забитый плотно,
Но — никого, ни души, только
Непроглядная тьма за окнами
Да внутри вагона яркий электросвет.
Поезд мчался без остановки
Уже довольно долго.
«Слишком долго», –
Подумал Смирнов.
…На платформе станции Александерплац
Собралась значительная толпа,
Исчезновения
Одного пассажира
Никто
Не заметил.
Обычное стихотворение
«У тебя все стихотворения получаются
Похожими на все другие стихотворения,
А вот попробовал бы ты написать
По-настоящему необычное стихотворение, а?» –
Спросила меня судьба.
Спросила Тара, рождённая в слезе Авалокитешвары.
Спросила сотрудница следственного комитета.
Спросила женским голосом нейросеть.
«Ну, – сказал я. – Бу!»
Речь мне давалась тяжело,
Поскольку я был синим китом,
А из океанских вод особо не побубукаешь.
Стихотворение — как рыба,
Хотя тут рыбы ни при чём,
А просто улыбнёшься криво,
Тебе за это кирпичом
По башке заедут,
Вот такое стихотворение как вам?
Достаточно необычное?
Или похоже на все другие стихотворения?
«Это недостаточно необычное стихотворение, –
Сказала Маша Н. – Действительно, оно
Похоже сразу на множество текстов,
Написанных ранее в разных странах,
На разных языках».
На языке родных осин
Я стаю беспородных псин
Со всей душевной силой крыл,
Как ангел, что лишился крыл
И на земле застрял:
«НУ! БУ!» – я повторял.
Речь мне давалась тяжело.
Чтобы это прошло
– Выпишите мне, пожалуйста, порошок.
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
– Хочу, чтобы мне стало, наконец, хорошо.
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
– Солнце зашло, сердце отошло, с меня семь потов сошло.
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
– Сделайте, пожалуйста, так, чтобы это прошло!
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
Я спал. Я долго спал.
Хотя не так уж долго,
Но дольше, чем полдня.
Вчера с трудом упал,
Сегодня долго спал,
Я спал, я спал, и только
В глубинах не спала
Малютка-часть меня.
И она плясала, громко хохотала,
И она швырнула из окна торшер,
И она на сцену всех звала из зала,
Целовала каждого с криками «Мон шер!»
А я в это время спал.
И ни за какие такие хулиганства не отвечаю.
А потом я встал
И сразу сел
Работать.
– Я слегка дымлюсь, от меня запашок.
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
– Засуньте меня в пластиковый мешок!
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
– А хотите, сыграю на арфе, спою стишок?
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
– Сделайте, пожалуйста, так, чтобы это прошло!
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
Раньше, когда не было мессенджеров, а были телефоны-автоматы с монетками, было, конечно, очень неудобно жить. Вдруг монетки нет? А если есть, вдруг автомат проглотит? А если не проглотит, вдруг ты звонишь Васе, а Васи нет дома? Можно, конечно, Васиного дедушку попросить, чтобы Вася перезвонил, но во-первых, дедушка старый, ему всё равно, а во-вторых, тебе-то в телефон-автомат Вася перезвонить не может! А дома-то у тебя телефона нет! Да, было очень неудобно жить. Зато теперь, когда есть и Telegram, и Facebook, и Instagram, и Signal, и MS Teams, и Zoom, тебе могут недозвониться и недописаться сразу по всем каналам!!!
– Шо ты из меня душу тянешь, а? Ну, шо ты от меня хочешь, шо?!
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
– Котик у нас заболел, страдает, видите? Кличка — Пушок.
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
– Хочу, чтобы это, наконец, прошло!
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
– Сделайте, пожалуйста, так, чтобы стало мне хо-ро-шо.
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
Вчера я много смеялся, а сегодня уже не смешно.
Спал, спал, спал, спал, спал, спал (а это грешно).
Раньше, когда не было убийств, жизнь была как в кино!
В будущем всех ожидает (дальше темно).
Петушок, петушок, термоядерный гребешок!
А лягушка прыг под грибок, как шумерский божок,
И оттуда квакает: «Эй, Смирнов, ты лошок!»
Сделайте, пожалуйста, так, чтобы это прошло.
– Склейте, пожалуйста, мой горшок,
Дайте мне порошок, суньте меня в мешок,
Бабочка мимо порхнула — у меня шок,
Сделайте, пожалуйста, так, чтобы это прошло!
СДЕЛАЙТЕ ТАК, ЧТОБЫ ЭТО ПРОШЛО!
– Ближайшее возможное время записи (запись невозможна).
@poetdelfinov
* * *
Текст написан по мотивам реальных событий начала 90-х в 2020 году.
В 1992 году я оказался в Кёниге,
Один в гостях, в чужой квартире.
– Мы тебе попугая выпустим, чтобы не скучно было, –
Сказал хозяин и ушел за «чёрным» раствором,
А я остался ждать.
Раствор мне был не нужен,
Я просто любил играть на гитаре,
Вот и приехал в Кёниг
Порепетировать с другом,
Но друг ушел за раствором вместе с хозяином хаты,
А мне выпустили попугая.
Это был лиловый волнистый попугай,
Он полетал-полетал по комнате,
Посидел на шкафу, походил по столу,
А потом,
Потом…
Потом всё и произошло.
Говорящих попугаев я видел и раньше,
И даже не только попугаев,
Я встречал говорящего ворона,
Который имитировал голос
Завкафедрой высшей нервной деятельности
Биофака МГУ.
Но дело в том, что ворон именно имитировал,
А этот лиловый подлец ГОВОРИЛ!
Сначала я от нечего делать защёлкал языком.
Попугай перестал ходить по столу.
– Ррома хороший, – сказал попугай, грассируя и скосив глаз.
– Рома хороший! – повторил я.
Попугай перелетел ко мне на левое плечо
И клюнул в щёку.
– Рома хорроший! – сказал попугай. –
Ты дуррак!
– Сам дурак! – обиделся я.
– Дуррак с Рромой говоррит, – возразил попугай.
– Кто такой Рома? – почему-то спросил я.
– Рома мёртвый, – попугай вдруг перестал грассировать. –
Дело дрянь, брат.
Он перебежал на правое плечо
И снова клюнул меня в щёку.
– Поговори еще, – сказал попугай спокойно. –
Помрёшь, дурак.
И защёлкал точно так же, как я
В самом начале разговора.
Тут вернулись хозяин
И мой друг-музыкант,
Хлопнула дверь,
Попугай взлетел на шкаф и замолчал.
– Ничего себе вы Рому разговаривать выучили, –
Сказал я людям.
– Разговаривать? – удивился хозяин. – Какого Рому?
– Ну, попугая вашего!
– Попугая? – хозяин еще больше удивился. –
Не, наш попугай тупой, говорить не умеет!
Джаггер его зовут.
И торчки пошли на кухню
Вкалывать себе «чёрный» раствор.
Уж скоро 30 лет тому.
Они оба померли.
Что с Ромой Джаггером стало, не знаю.
А я… дурак дураком.
Дело дрянь, брат.
Поговори ещё!
«Мастер и Маргарита»
В фильме «Мастер и Маргарита»
Нежным солнцем трава согрета,
Мчит зелёная карета,
У коня золотит копыто.
Входит Арнольд Шварценеггер в роли поэта
И говорит: «Мне нужно твоё корыто!»
В фильме «Мастер и Маргарита»
Не сразу проясняется суть сюжета,
Сначала танцульки в клубе, коктейль «Маргарита»,
Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоржетта,
Стеклянная дверь, а на ней: «ЗАКРЫТО»,
Поди разберись-ка, о чём всё это.
Непонятно как на ладони солдаты строем,
А я буратиною в кресло врос
И наблюдаю за смертным боем,
По позвоночнику бьёт мороз.
Микротанки заходят с фаланги мизинца,
Выстрел! Взрыв, как малютка-бант,
Пережигает линию жизни.
«Херово!» – хрипит лирический хиромант.
В фильме «Мастер и Маргарита»
Кровь и кишки и куски скелета
Разбросаны по улице, ну, а ты-то,
Скажи мне, кто ты, зачем ты, где ты?
Вносят Джэнис Джоплин, она убита,
Хотя песня её до конца не спета.
В фильме «Мастер и Маргарита»
Программа классического балета —
Бал Сатаны в рваной ритмике хип-хоп-бита,
Доктор Хоффман падает с велосипеда,
К сожалению, масло уже разлито,
Есть шанс, что артерия не задета.
Армия русской литературы
Наступает на пятки, на те же грабли,
Неясные лица, расплывчатые фигуры,
Порошки, таблетки, густые капли.
Кот от ужаса спрятался под кроватью,
Всё сильнее дрожат оконные стёкла,
Никуда не деться от этих писателей,
Они пачкаются как свёкла.
И я ору: «СТОП! Я ИСПОЛЬЗУЮ ПРАВО ВЕТО!
ГДЕ РЕЖИССЁР?! ПОЗОВИТЕ СЮДА ЗАВЛИТА!»
А картинка сбита, никто не уходит с сета,
Из тьмы доносится шёпот Роберта Смита:
«Come closer and see…». Но не видно света
В фильме «Мастер и Маргарита».
Где-то всё ближе свистит ракета.
@poetdelfinov
Готовность N’..
Подъезжает к Осткройцу эсбан,
Пассажиры, засмейтеся хором!
Но мерещится мне Тёплый Стан,
У подъезда чернеющий «ворон».
Буквы сыпались с белых листов,
Архивариус путался в датах,
Нет, я не был к такому готов,
Как червяк в сердцевине 20-х.
Над Берлином волшебный закат,
Но не в силах уйти от стихии,
Ты шагаешь назад в Петроград,
Где мороз и убийцы бухие.
Как учил нас философ Шестов,
Ужас данности разуму вреден,
Да, ты не был к такому готов,
По кольцу до Весткройца поедем.
Стук колёс — словно рокот судьбы,
Злобный топот кремлёвской охранки,
А под Купянском грохот стрельбы,
Месят пекло российские танки,
Из окошка осколки стекла
Разлетаются в доме у мамы,
Но готова она не была
К развороту такой панорамы:
УТРО ЛЕТНЕЕ. ТИШЬ ДА ПОКОЙ.
ВО ДВОРЕ СПИТ НА СОЛНЫШКЕ КОШКА,
ЛИШЬ ТУМАН НАД ХОЛОДНОЙ РЕКОЙ
ДАЛЬНИЙ БЕРЕГ ОКУТАЛ НЕМНОЖКО,
ТОЛЬКО РАДИО В КУХНЕ: «БУ-БУ»,
ЧТО ЗА ДЕНЬ? ЧТО ЗА ГОД? ПУСТОТА ВЕДЬ
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ФОРМЫ В УГЛУ
БЕЗ ЛИЦА НАПОЛЗАЕТ НА ПАМЯТЬ.
От Зюдштерна — к Полярной звезде,
Кто-то падает в жидкую глину,
Остановок не будет нигде,
Колыма протянулась к Берлину,
А с новейших восточных фронтов
Тянет пряжу сутулая Парка,
И к такому никто не готов,
И схожу я у Трептовер-парка.
Мы в сумраке
Сгущённый сумрак февраля
Беззвёздному подобен мёду,
Я дал, по ходу, кругаля
И влип в янтарную погоду,
От пятки до седьмого нерва,
Навеки, словно меганевра.
А ты смеёшься надо мной,
Всё не усядемся за стол мы,
У солнца зубы — это зной,
У океана губы — волны,
Я на бегу теряю пункты,
Пока летят мои секунды.
Двенадцать. Десять. Восемь. Шесть.
Прошит крест-накрест красной нитью,
Я повторяю: «Время есть!..»
Как тень над древнею финифтью,
А ты, обняв меня за плечи,
Имеешь облик человечий,
Но кто мы — люди? лисы? буквы?
Я чашку подношу ко рту,
Букашки облепляют фрукты,
Секунды тлеют на лету,
И словно пепел в древней домне,
Заснеживают всё лицо мне,
Но я, как чёртик заводной,
Выскакиваю из шкатулки,
И ты смеёшься надо мной,
И дует ветер в переулке.
Сто сорок. Восемнадцать. Девять.
Мы исчезаем в темноте ведь.
Александр Дельфинов
Александр Александрович Дельфинов (Смирнов-Гринберг) - поэт, музыкант, журналист, перформер. Родился в 1971 году в Москве. Учился на историко-филологическом факультете РГГУ, а также в университетах Бохума, Вены, Берлина. Поэт, музыкант, журналист. Автор поэтических сборников «Веселые нечеловечки» (2000), «Анестезия 2084», «Воробьиный атом» (2013). В 2017 году в Берлине вышла книга под названием #TriggerWarningPoetry. Живёт в Германии с 2001 года, проживает в Берлине и Кёльне.