320 Views
* * *
в начале было слово
в начале всех начал
тогда все было новым
и даже бог молчал
а с кем ему, бедняге
в начале всех путей
стоял в своей телаге
придумывал людей
зверей амеб и воды
ракеты и кефир
на будущие годы
на целый круглый мир
косились вертухаи
шушукался барак
а бог стоял считая
придуманных собак
контрольно-следовая
и дух по-над водой
а бог стоял, мечтая
сутулый, молодой
и сыпал из кармана
щепотку табака
и золотились раны
на трудовых руках
без права переписки
без никакой вины
под комариным писком
во глубине страны
задолго до творенья
лесов, полей и рек
свободный от рожденья
почти что человек
* * *
на пажитях небесных и глухих
легко лежать в траве, писать стихи
писать стихи о пажитях земных
о теплом ветре, длинных выходных
о том как жук ползет по волосам
что вечно не хватает полчаса
любить, простить, понять, поговорить
второй раз жизнь
и третий смерть прожить
на пажитях небесных так легко
все пролитое миром молоко
из кружки горизонта допивать
и знать, что можно вовсе не вставать
но чувствовать, как пахаря соха
и как земля, и как твоя рука
рекою станет, островом, волхвом
и все забыть, уснуть под лопухом
проснуться в детстве и писать стихи
о пажитях небесных и глухих
* * *
вот это – на память
а это вот – памяти
два смысла, а слово одно
ложится на реку
ложится на Пальники
январского снега сукно
ложится тенями
и белыми бликами
под стук убежавших колес
и глупый рингтон
за спиною пиликает
и рельсы скругляет за лес
и время сверяется
с временем поезда
счастливейшим из любых
пока мы по контурной
карте ползаем
пока мы бежим от судьбы
Святочная рассказка
девочка со спичками
у Христа на ёлке
смотрит на подарки
их не узнавая
колются об ангелов
хвойные иголки
дребезжат стеклярусы
чуя дрожь трамваев
девочка со спичками
девушка как спичка
сигарета тонкая
сизая петля
так и возвращаются
прошлые привычки
возле после бала
но без корабля
новая, с иголочки
девочка как ёлка
хрупкое величество
блядские глаза
туфельки, как кромочка
продуктовой полки
и лоток с мороженым
и ещё азарт
музыканты корчатся
зимний дед кривляется
звёзды над свинарником
а какая та?
ночью на веревочке
девочка качается
возле после праздника
доброго Христа
* * *
время ушедшее
то, что просыпалось
то, что по крохам теперь
над подоконником
изморось, изморозь
помни, надейся, измерь
время ненужное
летнее, глупое
помни, надейся, учти
сыплется пылью
створками лупает
на каруселях летит
на каруселях
с конями, верблюдами
сосны по кругу бегом
тучки небесные
кручами, грудами
ниже качается дом
что же ты делаешь
палуба-палуба
где же твой дым над трубой
в год високосный
собаками Павлова
снова мы стали с тобой
Раскраски о Родине
1.
на моей на родине
родине моей
ходят огородами
зырят из дверей
бегают бесштанные
прыгают в костры
вводят метаданные
варят из коры
на моей на родине
пыль и реголит
остальное продали
это – не смогли
жидко – тут же пропито
слито в решето
длинным конским топотом
но и он не тот
тополя качаются
целлулоид – да
жаль доска кончается
жаль внизу вода
жамкает и хлюпает
варится в носке
мое детство глупое
запись на песке
на песке истории
что не то – стирай
паца в землю спорили
нож втыкался в край
так ли долго-коротко
на одной ноге
небо синекорое
в зеркале-враге
манкою обманкою
суетливый блеск
мы умеем с танками
и не очень – без
и дрожит-качается
крыша-лопушок
хватит дурью маяться
ты уже большой
2.
тоскуя по родине
не
никуда же и не уезжая
стучишься, как в дверь чемодана
скребешься в углу
так просто еще
даже проще, но так не бывает
стрела улетает
в руках распрямляется лук
малиновка плачет
малиновка плачет
и плачет
и черные вётлы
под снегом нечистым скрипят
тоскуя по родине
чтобы все было иначе
все стало иначе
и странно, и тошно опять
тоскуя по родине
в звуках, оглядках, картинках
с чего начинается память
в твоем букваре
но льды превращаются в льдины
а льдины в снежинки
застрявшие в шерсти
осенней травы на дворе
идешь за околицу
в Вологду, в волны Амура
скрипишь Рио-Риту
своей канцелярской иглой
тоскуя по родине
где
ледяные фигуры
прозрачными взглядами
вечно
следят
за тобой
3.
не играем в города
не гоняем голубей
нико-нико-никогда
нежа-нежа… не жалей
жди меня, и я вернусь
я вернусь уже назло
через мерзость, муть и гнусь
через пыльное стекло
через сотню волглых зим
через дырку от гвоздя
по проселочной грязи
я вернусь не уходя
кто-то спросит: как же так
кто-то выпросит ключи
кто-то там – дефис – дурак
покатает на печи
по проселочной херне
в небоскребные верха
только жаль, на шпиле нет
на иголке петуха
компас на часы сменяв
после прошлых неудач
я вернусь, а ты меня
перед ликами проплачь
ты меня не променяй
лучше просто позабыть
если нет тебя – меня
не увидеть, не убить
жжется солнышком зенит
это спеет каравай
если можешь – извини
если хочешь – угадай
нико-нико-никогда
нежа-нежа… не жалей
спит за камушком солдат
смотрит ввысь звезда полей
* * *
погоди, оглянись вперёд
раньше, чем в подол подберёт
чем блеснет возле глаз коса
и окончится счёт
видишь, там расцвели цветы
те, что тоже немного ты
видишь берег, реку, теплынь
и чего-то ещё
погоди из зимы лепить
снежных баб глухих и слепых
с как бы сердцем как бы в груди
только из-под пешни
есть дыхание – грей слова
чтоб как яблоки раздавать
и не слышать, что тетива
за спиною звенит
погоди, обернись лицом
прямо в зеркало синевы
не ищи, не проси, не верь
бог не выдаст пока
бог не выдаст, не съест ЧК
только капли воды на руках
и вино, и ещё венок
из терновой травы
* * *
закат отражается в мокром песке
песок отражается в чьих-то следах
и что-то шумит, точно море в виске
застрявшее там, на других берегах
на наших холодных не тает зима
на здешних унылых не то, что песок
здесь бы черно-белые фильмы снимать
и врать на юга, что по жизни всё «ок»
да, в принципе, «ок», и шмотьё, и еда
и возраст, когда не берут на войну
и да, под коростами синего льда
по трубам струится намёк на весну
оттаем все вместе и вместе взойдем
небесными тучками в самый зенит
допишем, доспим, доедим, допоем
и море в виске дошипит, дозвенит
* * *
привет, говорит Москва
Москва говорит – молчи
пока не раздали слова
пока не забрали ключи
пока ты не понял сам
не понял, что хорошо
что плохо, что по усам
за что – на бошку мешок
кому под дёрн к мерзлоте
кому пожизненно «за»
пока тот, что на кресте
не поднимает глаза
на сытых, обутых нас
кухонных визави
мучеников на час
волонтеров любви
сеятелей зерна
пломб драконьих зубов
пока цепь на всех одна
в сто тыщ золотых пудов
и мы идем по цепи
баюкая мысль одну
что-то должно наступить
надо лишь дотянуть
надо лишь победить
и будет всем хорошо
но чудится впереди
как будто все сквозь мешок
* * *
соловьи на кипарисах
снова эти соловьи
снег скрипит, слова чужие
а наощупь все мои
это, знаешь, как бывает
слишком быстро, чтоб понять
раз, и снова не хватает
тех, кто умер до меня
и стоишь, перебирая
в черной трети февраля
в ожидании трамвая
непонятно, на кой ляд
сигарета дотлевает
тускло, кисло, без огня
я ведь тоже забываю
тех, кто умер до меня
несмотря на обещанья
все проходит, все прошло
соловьи и кипарисы
и зеленое стекло
соловьи и ветер с юга
воздух сладок и тягуч
мир лишь луч от лика друга
даже проще – просто луч
* * *
все слишком плохо, чтобы горевать
на горе горем горе умножая
молчать, таиться, жульничать, скрывать
и умирать, я пробовал, я знаю
я знаю всё, я круче, чем Вийон
я знаю всё, но нихера не помню
течет неперейдённый Рубикон
стекает Рубикон из окон комнат
до уровня, где прячутся глаза
сквозь марши лестниц и полки на марше
я видел всё, и это всё – креза
летят цветы¬ – идут полки, трибуны машут
пора непобедимо отдохнуть
не говорить о зле, не тратить душу
я думал – всё, а нет, еще чуть-чуть
вот только с каждым выдохом я трушу
все больше, опасаюсь темноты
боюсь простуды, новостей, прохожих
зато теперь все истины просты
но никому и не нужны, похоже
дальше младенец начинает кричать
согласно нынешней
даже не могу подобрать подходящий эпитет
но пусть будет – ублюдочной
социальной логике
первым, что должен увидеть младенец
родившись из матери
обязан быть черный фон
с предупреждающей надписью
что жизнь содержит сцены
употребления табака
алкоголя
наркотических веществ
сцены насилия
секса
вранья
рекламу
:обаные гуманитарные технологии
разнообразных придурков
уродов и прочих
недостающее вписать
всех зарегистрированных
и еще незарегистрированных
полов
буллинг, объюз, убийства
несчастные
страховые и нестраховые случаи
веру
надежду
любовь
полную и неполную занятость
дальше
младенец
начинает
кричать
Андрей Мансветов
Андрей Александрович Мансветов родился в 1975 году в городе Ванино на Дальнем Востоке. Детство и юность провел в Перми. Окончил художественное училище. Служил на Северном Кавказе, работал внештатным и штатным корреспондентом СМИ, врачом. Автор поэтических книг «Фантомные боли», «Туки-луки за себя», «Дюралевые ласточки» и «Инструкция по применению родины», магнитоальбома песен «Колесо» (1999). Стихи опубликованы в журналах «Москва», «Белый ворон», «Знамя», «Плавучий мост», «Вещь» и др. Член жюри и ведущий ряда региональных и федеральных литературных и литературно-музыкальных фестивалей. Живёт в Перми.