550 Views
Каждый охотник желает знать
Доктор, переведите меня в другую палату.
Туда, где потише.
Спасибо, доктор, лекарств не надо –
это не вылечишь.
Доктор, это за нами идёт охота.
Говорят, что уже посчитаны дни и сроки.
Доктор, мне говорят, что нужно смотреть в оба.
Но я не знаю, где мои оба, доктор.
Я слушаю всех и держу крестиком пальцы.
Меня научили так в детстве, но я не скажу, зачем.
Барон Суббота стучится к нам в дверь по пятницам.
И вползает в дверную щель.
Дребезжит окно, дождь стучит, как дробь.
Он снимает цилиндр, обнажая лоб,
слишком белый, как белые зубы его.
День, запутавшись в окнах, устало пятится.
А я молчу, у меня нет слов.
Я держу крестиком пальцы.
Ночь наизнанку, тень на стене, как знак.
В висках стучит, будто проехал «скорый».
Хлопнула дверь за летящим по коридору.
Вспомнилось: каждый охотник желает знать…
Что он ещё хочет знать среди этих схем?..
Что он ещё хочет знать, мир и так качается.
Меня научили в детстве – но я не скажу, зачем –
я держу крестиком пальцы.
соломенный ветер
а она представляла всё как учили
что птица для полёта ну а для чего же
и ещё родить мальчика в двадцать четыре
впрочем и в двадцать восемь не поздно тоже
ничего не поздно ничего не рано
только в темноту не выйдешь из дома
по экрану поют руки прочь от вьетнама
для неё вьетнам это шапочка из соломы
жители из соломы
дома из соломы
в полях соломенный ветер
летают ли туда самолёты доходят ли телеграммы
а кто это может знать да никто на свете
вот пчела летит долети пчела до вьетнама
а это было давно живи ничего не бойся
прилетели птицы ничто их не беспокоит
а мы знаем мы мирные люди и наш бронепоезд
а мы не за соломенной мы за железной стеною
там далеко в мире наверное всё иначе
кто куда идёт зачем и с какого краю
а у неё родится голубоглазый мальчик
но его отец как раз сейчас там где стреляют
где засыпает землёю обугленные воронки
и где он засыпает
совсем засыпает
сразу
а она смотрит вдаль и думает где же отец моего ребёнка
моего будущего ребёнка моего мальчика голубоглазого
Не та
Топтался, спички спрашивал, метал свой нервный взгляд в ту сторону и в эту:
– Она совсем не та уже, не та, – он говорил, ломая сигарету.–
Тому, понятно, тысяча причин, и жизнь, и быт, и время не простое,
скорей всего, с ней не было мужчин, которые стена и всё такое…
Её походка и усталый взгляд… и пожиманье тихое плечами…
И этот полувыдох на прощанье, когда щека к щеке и шаг назад,
и шаг ещё, и резкий разворот, и вот уже растаяла, пропала…
Я крикнул: «Будет дождь!» – «Уже идёт!..» –
она сказала, так она сказала…
Она не та… но столько лет спустя она не может оставаться той же…
И я – другой… я столько жил и прожил… и, кстати, так и не было дождя…
Она не та, мои глаза не врут, я помню не её, не с ней, не с нею…
Не знаю, как сказать тебе яснее – я столько представлял себе, как вдруг…
однажды, налегке и без забот… на улице… у двери гастронома…
Ну что же не спросил я телефона, и адрес не спросил, и где живёт,
и как живёт, и хорошо ль ей – так?..
А мне – не так!.. А мне никак, я лишний
сам для себя и сам себе сквозняк,
я «дождь-уже-идёт», я тот, кто вышел
тогда – за дверь, под ливень, без зонта,
всё, как решили, как она сказала,
и где меня встречали три вокзала
и ждали все на свете поезда,
где уходило время в никуда,
и плыли дни уныло и бесцветно…
Мне всё давно не так – без той, без этой,
которая не та,
не та,
не та.
Дети пропавших лётчиков
А дворовая безотцовщина тайно верила в папу-лётчика,
а Андрюха, невзрачный, маленький, хоть и жил целый год за отчимом,
всё твердил, что он сын полярника,
ну а мы были дети лётчиков.
В прошлом праздники коммунальные, коридоры большие, тёмные –
вот панельный дом на окраине, сзади поле и пруд с тритонами,
у меня есть кладовка, лампочка, где в субботу иль в воскресенье
я печатала фотокарточки, в красном свете,
забыв о времени.
Уплывали мечты за прочерки, рассыпались в цветное крошево,
мы же, дети пропавших лётчиков, знали что-то намного большее,
будто в нас где-то там поверили и наполнили чем-то доверху,
будто падая с ветки дерева, всё равно мы взмывали к облаку.
Поцарапанные и грязные, мы ползли по оврагам первыми,
мы, естественно, были «красными», никому не хотелось в «белые»,
и орали, но нет, не плакали, больно падая с битых великов,
а ещё воровали яблоки из окрестных садов и ели их.
Вырастала шпана дворовая, уходила в другие плоскости
и искала чего-то нового,
но не в небе и не на полюсе,
только где-то осталась всё-таки эта память за тенью плотною–
у Андрюхи была «будёновка»…
негде взять было шлемы лётные.
Мир вокруг то стонал, то морщился, врал с трибун, планы знал заранее,
ну а мы были дети лётчиков,
мы готовились к испытаниям,
и когда в небе гул, и выхватит взгляд одну лишь полоску яркую –
это лётчики-истребители
вылетают
спасать
полярников.
Мы пройдём
Хочется думать о чём-то весёлом,
о безрассудном и даже нелепом,
или придумать какое-то слово
и запустить его весело в небо –
это когда-то мне было несложно,
это легко удавалось мне раньше,
но не выходит… хоть небо всё то же,
да и земля под ногами всё та же,
но не выходит!.. листаешь страницы,
ищешь опору и прежнюю радость,
ищешь, к чему бы ещё прислониться,
что-то осталось, наверно, осталось,
как эти камушки с жаркого юга…
где это море?.. в каком было прошлом?..
друга нашла вот, старинного друга,
стало полегче – он жив и всё тот же,
только вот голос… застыли на фразе,
– что там с тобой?
– не со мной, с телефоном…
И вдруг пронзило так больно и ясно:
мы никогда и нигде…
В небе тёмном
та же луна и всё те же созвездья…
в небо смотрю и ищу в нём ответы…
Нет, мы пройдём – не умрём, не исчезнем –
сквозь эту бездну
и выйдем к рассвету.
* * *
«Той бездны сам я не хотел бы видеть…»
Некрасов
У бездны той покоя не проси…
Каких ещё не избежать уроков,
кому там нынче вольно на Руси,
и кто живёт без страха и упрёка,
и где и как проляжет этот путь,
в чём будет суть его и в чём основа?..
Перечитай Некрасова. Забудь.
Чтоб в некий час к нему вернуться снова.
Я помню дни, я помню времена,
горячие объятия и руки,
большое небо, лёгкая волна,
надёжны встречи, коротки разлуки –
все вместе и друг с другом заодно,
и общие желанья и надежды…
Дверь заперта, зашторено окно.
И дом не помнит тех, кто был в нём прежде.
Вечный февраль
Вас засыпало снегом, профессор.
Он идёт каждый день и весь год.
Вот уж лето, пора бы согреться,
только снег всё идёт и идёт.
Круг всё уже и глуше пространство,
чей-то след уже ветер занёс,
но вы дали зарок не сдаваться,
несмотря на унылый прогноз.
Перепутались даты и числа,
время будто бы движется вспять…
Перечитывать старые письма,
ждать рассвета, чего-нибудь ждать,
улыбаться рассеянно-грустно
по дороге ночным фонарям…
Не уехать, не ныть, не свихнуться,
чистить снег на крыльце по утрам.
Смотришь утром
Смотришь утром в небеса, там сплошные чудеса:
скачут кони, пляшут пони, хорошо в небесном доме,
птицы белые плывут, за собою вдаль зовут.
Ну а выглянешь в окно – невесёлое кино,
там дымят большие трубы, двор загублен, тополь срублен,
и куда ни поверни – пни да пасмурные дни.
А заглянешь вглубь души –
что запомнил, тем и жил,
там молчание твоё,
и отчаянье твоё,
всё, что любит и болит –
от небес и до земли.
Наш разум не кипит
Наш разум не кипит, а вышел вон.
Походу всех догнало и накрыло.
И вот уже невежество – закон.
И вот уже «Незнание – есть сила!»
И что ещё приснится в снах глухих,
какие дни толкаются за дверью?
Открой тетрадь, пиши свои стихи,
молись о мире, обнимай деревья,
люби весь свет и не приемли тьму,
не спи ночами, пей из горькой чаши
и знай, что ничего и никому
не объяснишь уже и не докажешь,
покуда тот, кто рядом, глух и слеп,
покуда жизнь не поменяет вектор,
покуда всяк, живущий на земле,
не осознает грань меж тьмой и светом.
Я говорю себе
Закрыть окно и тетрадь,
глаза и двери закрыть,
очнуться в мире другом к январю…
Я говорю себе: встать!
Я говорю себе: жить!
Я говорю себе,
я говорю…
А может время нас – хлоп!
И весь закончится бред,
и будет мама моя не горюй…
Я говорю себе: стоп!
Я говорю себе: нет.
Я говорю себе,
я говорю…
Но так натянута нить,
что очень просто порвать,
и заслонить и рассвет и зарю.
Я говорю себе: встать!
Я говорю себе: жить.
Я говорю себе,
я говорю.
Суфийское
Сколько придёт бед,
И заметёт троп.
Останови бег.
Не говори «гоп».
Всех не добить дел.
Всех не добыть благ.
Останови день.
Просто пойми, как.
Выдох и есть путь.
Ключ от любых тайн.
Этим цветком будь.
Этой волной стань.
Стань глубиной рек.
Лёгкостью всех птах.
Останови бег.
И отпусти страх.
Не туда
Дело вовсе не в силе –
здесь не важен удар.
Мы совсем заблудились.
Мы идём не туда.
А куда – неизвестно.
Над землёй сизый дым.
Вся земля стало местом
уязвимым, больным.
Мы несём наши камни,
мы боимся зеркал.
Бог разводит руками –
Он нас предупреждал.
Не укрыться от боли,
не испить из ручья…
Не Его это воля,
человече – твоя.
Не слышат
И ежедневные каноны,
и соблюдение поста,
и песнопенья, и поклоны,
и целование Креста,
и всё натёрто здесь до блеска –
ступени, стены и паркет,
и крыша есть, и много места…
Ну а Святого Духа – нет…
Здесь строго следуют и верят,
твердят друг другу: «С нами Бог!»,
а Он стучался в эти двери,
но был не пущен на порог…
«Ну где же Ты? Услышь, Всевышний!» –
звучат призывы круглый год,
а Он не то чтоб их не слышит –
они не слышат слов Его.
И всякий истину имеет
свою – и раньше, и теперь…
И Он жалеет нас, жалеет,
и всё стучится в эту дверь.
Мария Махова
Мария Махова (г. Иваново) – автор стихов, песен и сказок, лауреат многих фестивалей авторской песни, в т.ч. Грушинского. Педагог, театральный режиссер, защитник деревьев. Сказки Маховой идут в областном ивановском театре драмы. Лауреат международной поэтической премии «Образ» и международного конкурса малой прозы «Белая скрижаль» (1 место). Член российского союза писателей. За альбом «Вне времён» получила Гран-при на международном фестивале «ПетАккорд». Автор книг «Маме Кенгуру» (стихи, проза), «Другие вещи» (стихи, проза), «Бог играет на флейте» (стихи для детей), «Дети пропавших лётчиков» (стихи), «До Ку Тур» (проза), «Там, на острове» (сказочная педагогика), «Немного музыки и снега» (стихи), «Быть» (стихи). Первый диск «Раз, два, три» был записан её учениками в 1995 году после уроков в подвале детского центра творчества. Второй «Вне времён» (двойной альбом с книжкой) - с рязанскими музыкантами в студии, в городе Рязани в 2009 г. Третий альбом «Колыбельная для рыб» (два диска + книжка) вышел в 2020 году в Москве (стихи Маховой, музыка Е. Фроловой).